Я посидел ещё полчаса, и мне стало нестерпимо жарко. Ведь на дворе самый разгар лета.
— Пить хочется, — жалобно простонал я.
— Пить разрешается, — смилостивился Пашка. — Жажда — это не излишество. Но вот чашки не получишь. Диоген был против всякой посуды.
— А как же пить? — удивился я.
— А как первобытные люди пили? Черпали воду из ручья пригоршней и пили.
— Ладно, сейчас тебя напоим, — пообещал Пашка. — Жди!
Ребята убежали на кухню. Я слышал, как они возятся там возле раковины. Набрав в ладони воды, мальчишки понеслись ко мне в спальню. Но пока они добежали — почти всё расплескали. Лужи были повсюду: в коридоре, в гостиной, в спальне. Пока я напился вдоволь, весь пол в квартире был мокрый и скользкий, как в школьном бассейне.
— Может, протрёте пол? Мама заругает, — попросил я.
— Сам высохнет! — махнув рукой, ответил Вадик. — Диоген не стал бы на такую ерунду время тратить. Он был выше всяких мелочей!
— Можно старыми газетами пол накрыть, тогда нам не мокро будет ходить, — предложил Пашка. — Бумага воду хорошо впитывает. Газеты у тебя есть?
— Нет, мама их выбрасывает, — Отозвался я из бака.
— А это что? — спросил Вадик, показывая на письменный стол.
— Это папины бумаги, — объяснил я.
— Годится, — решил Вадик. — Давай их по полу раскидаем.
— Какие листы брать, чистые или исписанные? — спросил Пашка.
— Бери исписанные, — велел Вадик. — Зачем чистые-то портить? Они ещё пригодятся.
— А вдруг они папе нужны? — засомневался я.
— Вот чудак-человек! — засмеялся Вадик. — Ты сам подумай, нужны ли тебе прошлогодние исписанные тетрадки?
— Нет! — уверенно ответил я.
— Правильно, — согласился Вадик. — Чистые тетрадки всегда пригодятся. Вот и с папиными листочками так же.
Ребята с усердием принялись за дело, и через пару минут папины бумаги белели на полу по всей квартире. Чернила от воды тут же расплылись бледными кляксами.
— Теперь другое дело! — радовался Вадик. — Сухо, и мухи не кусают!
— Мороженого хочется, — робко намекнул я. — Жарко же!
— А ты медведя попроси, — предложил Пашка.
— Какого медведя? — не понял я.
— Плюшевого, — засмеялся Пашка, — который на комоде сидит.
— Ты что, сбрендил? — рассердился я. — Он же не может сходить на кухню и достать из морозилки пломбир. Медведь же игрушечный!
— Правильно! — важно сказал Пашка. — А Диоген, между прочим, просил милостыню у статуи. Когда прохожие его спрашивали, почему он обращается за подаянием к гипсовой скульптуре, философ отвечал, что таким образом приучает себя к отказам. Вот и ты приучайся. Мороженое — это излишество.
— А еда — тоже излишество? — спросил я на всякий случай. — Есть хочется.
— Терпи, Семён, — пробурчал Вадик, набивая рот бутербродом, который приготовил себе на кухне. — Диоген терпел голод, и ты терпи. А то из тебя вряд ли человек получится!
— Диоген, кстати, обедал не каждый день, — добавил Пашка. — Он считал, что каждый день обедают лишь богачи. Так что — закаляй волю, — сказал друг и тоже побежал на кухню.
Я сильно проголодался, но решил не сдаваться. Диоген ведь научился голод переносить, значит, и у меня должно получиться. Чем я хуже!
Ребята включили телевизор. Там начинался какой-то фильм про шпионов. Пашка с Вадиком уселись перед экраном так, что мне ничего не было видно.
— Подвиньтесь чуть правее, — попросил я. — Вы мне весь обзор загораживаете! В баке сидеть и без того тесно и скучно.
— Семён, ну ты даёшь! Просто вылитый Диоген! — обрадовался Пашка.
— Это ещё почему? — удивился я.
— По кочану. Как-то раз Диоген, искупавшись, сидел на берегу и обсыхал на солнышке. Мимо ехал великий царь Александр Македонский.
Узнав знаменитого философа, царь сказал: «Я исполню, любую твою просьбу. Хочешь, подарю бочку золота? Проси всё, что пожелаешь»! А Диоген спокойненько так ответил ему: «Отойди, ты загораживаешь мне солнце».
— А ты мне загораживаешь телевизор! — выкрикнул я.
— Хватит болтать, ребята. Давайте лучше каким-нибудь полезным делом займёмся, — предложил Вадик, выключая телевизор.
— Каким ещё делом? — угрюмо спросил я.
— Вылезай из бака, будем его по квартире катать.
— Разве это дело? — удивился я.
— А то нет! — воскликнул Вадик. — Да будет тебе известно, однажды правитель Македонии Филипп Второй, отец Александра Македонского, решил напасть на город, в котором жил Диоген, и все жители города, узнав об этом, принялись готовиться к осаде. Диоген вылез из бочки и начал катать её по улице взад вперёд. Когда его спросили, зачем он это делает, философ ответил: «Ну, все что-то делают, и я решил заняться каким-нибудь делом».
