Весь мир и другие страны - страница 2
Сны. Запах ладана и красного жасмина. Плывущая на спине луна чертит белые проходы на мышиного цвета полу. Луна и облака белеют за окном. Сколько раз я это видел? Сколько раз останавливался и глядел, как будто вижу это первый раз в жизни? Может, правда мир каждый день сотворяется заново, только мы не видим этого, нам мешают привычки? Вмерзли в собственные мысли, окаменели в том, что выстроили. Темна ли тундра души? Ночью за плинтусом рожает мышь.
Когда рассказ был окончен, мы сообщали друг другу случаи и обменивались сувенирами. Ночью, ложась спать, мы ощущали утомление путешественников после вечера встречи. Мы совершили то, что совершают астронавты: за несколько часов облетели мир и еще нашли силы об этом рассказать.
Я знал, что уеду, пробьюсь. Не потому, что презирал то, кем я был, а потому, что не знал, кто я. Я ждал, чтобы меня придумали.
Мы поднялись в воздух на аэроплане, пилот и я. Аэроплан был «Сессна»: красивый, современный, кремовый, с синей полосой и носом, утонченным, как морда породистой собаки. Мне хотелось взять его в ладони и сказать: «Молодчина».
Кабина была с кондиционированным воздухом, перегретая и сумрачная, неожиданно напоминавшая этим второй класс в пассажирском самолете: но несмотря на это, у пилота за сиденье была засунута потрепанная летная куртка. Настоящая, из грязной овчины, с железной молнией. Я спросил, зачем она ему. «Романтика, — сказал он. — Летать — это романтика. Даже теперь. Даже так». В этот момент мы пролетали под «747», и я подумал о его оранжевых сиденьях, втиснутых по трое по обе стороны прохода, и об обрывках всех этих семей, сражающихся с пляжными подстилками и наушниками. «А это тоже романтика?» — спросил я, показывая вверх. Он глянул в окно. «Это не полет. Это следование по маршруту».
Некоторое время мы летели молча. Он не глядел в мою сторону, но я то и дело поглядывал на него: твердый, слегка щетинистый подбородок, карие глаза, ни на секунду не отрывающиеся от неба. Он вел себя так, будто он единственный человек в воздухе. Его мечта была мечтой тех первых времен, когда люди в брюках гольф и мотоциклетных очках жали на педали с целеустремленностью дрессированных обезьян, пытаясь поднять деревянный корпус и парусиновые крылья все выше, и выше, и выше. Это был самостоятельный полет, даже если они летели вдвоем. Как это сказала Эми Джонсон[4]? «Даже если рядом полетит все человечество, я все равно буду лететь в одиночку». Красивые слова, думаешь ты. Дикий Запад. Пионеры. Пока не оказываешься сам пионером, и понимаешь, что это не просто слова.
Родители так гордились мной, когда я пошел в авиацию. Стоя в новенькой форме в нашей захламленной гостиной, я чувствовал себя ангелом, спустившимся с небес. Гавриилом, возвещающим Благую Весть пастухам.
«Скоро у тебя будут крылья», — сказала мать, а отец достал бутылки «Гиннесса».
У меня в спальне с моделей аэропланов была стерта пыль. «Сопвит Кэмел», «Спитфайр», «Тайгер Мот». Я перебирал их и переворачивал, разглядывая бальзовые корпуса и крылья из рисовой бумаги. Я ни разу не пользовался готовыми наборами. Сколько они таили надежд. Больше, чем церковный алтарь, больше, чем хорошие школьные отчеты. В потайных местах — под фюзеляжем, на хвостовом плавнике, скрывались мои надежды.
В комнату вошла мать. «Ты их с собой не возьмешь?»
Я покачал головой. Меня бы засмеяли, задразнили. Но вечером, после отбоя, каждый из нас на своей койке будет думать о моделях аэропланов и о многом другом, что осталось дома и о чем больше нельзя говорить.
Она сказала: «Я их все равно протерла, на всякий случай».
Бомбей. Каир. Париж, Чикаго. Теперь я там побывал. Я побывал почти везде, и странно — через какое-то время они начинают выглядеть одинаково. Не здания и не пейзажи, а люди. Мы все озабочены одним и тем же: как жить, кого любить, и куда мы уходим, когда все кончится. Неотложные нужды — надо есть, надо делать деньги, — придающие лицам одинаково голодное выражение, по временам отвлекают нас от мыслей о смерти. Но когда эти нужды удовлетворены, хотя бы на время, мы не можем перестать все вновь и вновь думать о том, как короток промежуток между днем и ночью.
