Вот что такое, судари мои, была Рита Пантера в шестьдесят шестом году.
(Через много-много лет нелегкая судьба безработного сценариста мультипликации занесла Михаила Федоровича в Замудонск-Сибирский на предмет кооперативных заработков. Как-то днем он решил зачем-то узнать, как там живет Рита. Адресок дал ему престарелый драматург эстрады Майкл Мессер, который периодически устраивал Пантере гастроли в Замудонск-Столичном и тем доказывал тезис, что основные богатства России находятся в Сибири. Михаил Федорович шел по Подгорной улице, и в нем ворошилась чужая память.
Рита Хейуорд русского минета проживала в том самом доме, в котором в сорок третьем скрывался от войны в эвакуации четырехлетний Джем Моррисон.
Она умирала от… ну, от чего практически все умирают.
…Они посидели, вспомнили старое, она хитро посмотрела на Михаила Федоровича, провела бледным языком по ссохшимся губам и умерла. И сладко улыбалась, шалава старая… Да, и еще, перед тем как свалить, сказала, что где-то обретается ее дочка от «ну, Мишка, ты знаешь» не тогда когда по первости она с пацаном одним а она в тамошнем ПТУ училась на швею-мотористку больно было жутко будто на осиновый кол ее насадили уж как она просила чтобы он вынул вырвалась было схлопотала по роже а потом чтобы плоть эту зверскую утешить в рот взяла и такую сладость вдруг ощутила что всякий раз когда живого ЕГО в природе встречала удержаться не могла и хватала его жадными губами жажду чтобы свою смирить и свою плоть насытить проглотом и еще еще еще а тогда тот первый ее полет прервал на самой вершине неба и опять в нее снизу воткнул и вылил в нее свое нетерпение мужское свое первоприродное для зачатия предназначенное а она после более даже и не раздевалась никогда и за грудь ее никто даже потрогать не успевал как уже стонал сладко и за волосы ее туда-сюда таскал будто она сама не знала как и что а перед тем как матка ее начинала сокращаться судорожно вибрировать в предсмертье языком играла на уздечке и двавзрывавырывалисьмгновенновдвух-телахикрикстоялтакойчтововсейгостиницевставаличленыивлагалищаначиналисамостоятельно-сокращатьсяичеловеческиеплотисливалисьводнуактобылводиночестве-кончалвпростынюилитерподушкоймежмокрыхбедеривсягостиницадрожала-аснеювместеживоймирпревращалсяводнокончающеетело…
– А во второй раз, когда один малый, которого ты привел, когда с джазом Юрия Соула приезжал, кончил, куда ему захотелось кончить, а я второй раз в жизни дала туда, он мне пришелся, и боли не было, я и подзалетела, а потом дочку родила и назвала ее Джанис, а фамилию ей дала свою – Джоплин, а где она сейчас, не знаю, потому что оставила ее у детдома, так что уж и не знаю, как тебя теперь называть, Мишка, или… отчество у тебя какое? Федорович, попытайся, понимаю, ты занятой, но если «а вдруг», ну разное бывает, ей сейчас двадцать пять, поищи, может, что и узнаешь, а я буду спокойна…
И умерла, шалава старая, с улыбкой, проведя перед тем бледным языком по иссохшим губам.
Через пару лет Михаил Федорович шастал по ночам из Замудонск-Столичного в Замудонск-Сибирский по волнам памяти Адика Тухманова и таки нашел дочку Риты Пантеры, где ей на роду и было предписано находиться. На свалке этого скучного города. И было ей тогда двадцать семь лет. И произошли там кое-какие события.
О коих я, автор этой книги, вам, милостивые господа, уже сообщал в главе «Линия Джанис Джоплин». А что будет дальше, мы с вами узнаем дальше.)
…После концерта Михаил Федорович привел Керта в отель «Засибирск», в холле которого в кресле сидела Пантера. Лабухи встретили ее радостными криками. Девка своя, известная, артистка своего дела, джазовая чувайя, так импровизировать во всем Советском Союзе никто не умел. А что башли берет, так и мы не за так работаем. Музыка, она без башлей какая-то не такая… Нет, конечно, и на шару сыграть можно, но это на джеме если, а так, чуваки, это не хиляет, потому что кофтать-берлять каждому надо, будь ты хоть какой Колтрейн, или на флейте лабаешь в Ричмондской филармонии, или, как вон та же Пантера, сосешь. Музыка, она без башлей – обыкновенный уличный шум.
