— Надеюсь, вы не разговаривали и не смотрели друг на друга?
Все дружно замотали головами, словно все еще боялись раскрыть рот.
— Мистер Вассел, — сказал детектив, — вы подтверждаете, что никто не разговаривал?
— Ни единого слова. Мы сидели очень тихо и ждали, пока вы вернетесь. Мы даже не смотрели друг на друга.
— Хорошо. Теперь я попрошу всех продемонстрировать содержимое карманов. Пожалуйста, выложите на стол все, что есть в ваших карманах.
Смитсон говорил так убедительно, острые глаза его сверкали, и никому не пришло в голову перечить.
— Из рубашек тоже. Из внутренних карманов пиджаков. Из всех карманов.
На столе росли кучки кредитных карточек, ключей, очков, ручек, мелочи. Смитсон хладнокровно разглядывал лежащие на столе предметы, его разум впитывал все детали.
Затем он произнес:
— Для того чтобы мы все оказались в одинаковых условиях, я выложу содержимое моих карманов и попрошу мистера Вассела сделать то же самое.
Теперь на столе лежало шесть кучек. Смитсон протянул руку к вещам мистера Вассела и поинтересовался:
— Скажите, мистер Вассел, эта блестящая монета принадлежит вам?
— Да, — растерянно ответил мистер Вассел.
— Не может быть. Я сделал на ней специальную отметку. Она оставалась лежать на столе, когда я вышел из комнаты. Вы ее взяли.
Вассел молчал. Четверо мужчин уставились на него.
— Я понял, что, если среди присутствующих есть вор, — сказал мистер Смитсон, — он не удержится перед кражей блестящей монеты. Мистер Вассел, вы сами воровали у собственной компании, а потом, испугавшись разоблачения, попытались свалить вину на других. Это трусливый и подлый поступок.
Вассел низко опустил голову.
— Вы правы, мистер Смитсон. Я подумал, что вы обязательно обвините кого-нибудь из моих людей, после чего я, возможно, перестану брать деньги для своих личных нужд.
— Вы плохо понимаете, как работает детектив, — сказал Кэлумет Смитсон. — Я передам вас властям. Они и решат, как с вами поступить. Но если вы искренне раскаиваетесь и обещаете никогда так больше не делать, я постараюсь оградить вас от сурового наказания.
КОНЕЦ
Я показал рассказ мистеру Нортропу, и он молча его прочитал. Он почти не улыбался. Может, раз или два.
Затем он положил рассказ на стол и посмотрел на меня:
— Откуда ты взял имя Эфросинья Дурандо?
— Вы сказали, что я не должен пользоваться своим именем, поэтому я выбрал самое на него непохожее, сэр.
— Да, но откуда ты его взял?
— Из вашего рассказа, сэр. Это второстепенный персонаж…
— Ну конечно! А я думаю, где я его слышал?.. Ты знаешь, что это женское имя?
— Поскольку я не являюсь ни мужчиной ни женщиной…
— Да, ты прав. А вот в имени детектива Кэлумета Смитсона присутствует сочетание «Кэл», не так ли?
— Я хотел сохранить некоторое сходство, сэр.
— А ты самолюбив, Кэл.
Я задумался.
— Что это означает, сэр?
— Ничего. Не обращай внимания.
Он отодвинул рукопись, и я встревожился.
— Что вы думаете о детективном рассказе, сэр?
— Уже лучше, но до настоящего детектива еще далеко. Ты сам это чувствуешь?
— Чем он вас разочаровал, сэр?
— Ну, для начала, ты не разбираешься в современном бизнесе и финансах. Дальше. Никто не станет брать со стола двадцать пять центов в присутствии четырех человек, даже если они и не следят друг за другом. Это сразу же будет заметно. Потом… допустим, все произошло именно так. Это еще не доказывает, что мистер Вассел — вор. Любой человек может, задумавшись, бросить монету в карман. Это любопытное наблюдение, но отнюдь не доказательство. Кроме того, исход рассказа можно предугадать по его названию.
— Согласен.
— Ну и в дополнение ко всему, тебе по-прежнему мешают Три Закона Роботехники. Тебя беспокоит наказание.
— Так и должно быть, сэр.
— Я знаю, что должно. Поэтому я считаю, тебе не стоит браться за криминальные сюжеты.
— Что я еще могу написать, сэр?
— Надо подумать.
Мистер Нортроп опять пригласил техника. На этот раз ему, по-моему, не хотелось, чтобы я слышал их разговор. Как бы то ни было, со своего места я разобрал почти все слова. Иногда люди забывают, что у роботов очень чувствительные органы восприятия.
К тому же я был чрезвычайно расстроен. Я хотел стать писателем, и мне не нравилось, когда мистер Нортроп говорил, о чем мне писать, а о чем нет. Конечно, он — человек и я обязан ему подчиняться, но мне это не нравилось.
