Войдя, Эдо Демерзель одарил Императора взглядом, исполненным подобающего преклонения.
— Сир, — проговорил он, — вы чуть было не вышли из себя.
Клеон посмотрел на Демерзеля и вымученно улыбнулся.
— Да, представьте себе. Этот человек меня ужасно разочаровал.
— Понимаю, однако он не сообщил больше, чем у него есть.
— О, да. Если считать, что у него ничего и не было.
— Но он ничего и не пообещал, сир.
— Да. Печально.
— Более чем печально. Этот человек — лишний козырь.
— Что-то лишнее, Демерзель? Вечно ты сыплешь непонятными поговорками. Что за козырь?
— Эту поговорку я слышал очень давно, в молодости, сир. Империя велика, и поговорок в ней великое множество. Кое-какие из них не слыхивали на Тренторе, а те, что в ходу у нас, неведомы в других мирах.
— К чему ты это говоришь? Я и без тебя знаю, что Империя велика. Ты мне объясни, что ты хотел сказать об этом человеке.
— Только то, что он способен принести немало вреда, даже не задумываясь об этом, ненарочно. Он не помышляет о том, какова его сила. Ну, не сила, так важность.
— Это твои догадки, Демерзель?
— Да, сир. Он провинциал. Он не знает Трентора и его порядков. Он никогда не бывал здесь раньше и просто не умеет вести себя как человек светский, благородно воспитанный. И всё же он вел себя с достоинством, представ перед вами.
— А что тут такого? Я позволил ему говорить открыто. Отбросил весь этикет, все формальности. Обращался с ним, как с равным.
— Не совсем так, сир. Как бы вы ни старались вести себя с другими, как с равными, у вас всё равно не получится. Не в крови это у вас. Вы привыкли повелевать. Да расстарайся вы изо всех сил дать собеседнику возможность расслабиться, мало у кого такое выйдет. Большинство попросту утратит дар речи, а другие, что во сто раз хуже, начнут раболепствовать и растекаться мыслью по древу. Этот человек выстоял с честью, сир.
— Не знаю, не знаю… Можешь, конечно, восторгаться, Демерзель, дело твоё, но мне он не понравился, — буркнул Клеон и призадумался. — Кстати, ты заметил: он даже не пытался объяснить мне эту свою математику? Как будто знал, что я ни слова не пойму.
— Но ведь вы бы и правда не поняли, сир. Вы не математик, не учёный, не художник. Есть масса областей знания, где другие знают больше вас. И их призвание состоит в том, чтобы они поставили свои знания на служение вам. Вы — Император, а это звание выше всех других, вместе взятых.
— Да? Знаешь, меня бы ни капельки не обидел намек на моё невежество, прозвучи он из уст старика, копившего свой багаж знаний долгие годы. Но этот Селдон, он же мой ровесник. Как же он ухитрился узнать так много?
— Вероятно, ему не пришлось тратить время на постижение науки повелевать и искусства достижения мудрых решений величайшей важности.
— Демерзель, честное слово, иногда мне кажется, что ты смеешься надо мной.
— Сир! — с упреком воскликнул Демерзель.
— Ладно-ладно, пустяки. Вернёмся к нашему математику. Почему ты решил, что он опасен? Мне он показался всего-навсего наивным провинциалом.
— Так оно и есть. Дело не в нём самом, а в его математических наработках.
— Он утверждает, что они совершенно бесполезны.
— А вы думали, что из них можно извлечь пользу, правда? И я так подумал, когда вы мне рассказали. Так же могут подумать и другие. И сам математик от этого не застрахован: ведь теперь эта мысль засядет у него в голове. Кто знает, вдруг он всё-таки до чего-то додумается? А додумается, тогда… Вы же понимаете, что способность предсказывать будущее, пускай даже туманно и неопределенно, таит в себе величайшую власть. Даже если ему самому эта власть окажется ни к чему — знаете, попадаются среди учёных такие альтруисты, ну да я, к слову сказать, не очень в это верю, — найдутся те, кто быстренько им воспользуется.
