Яркий голубоватый свет фонарей разгонял тьму, рождая причудливые тени. Влад спустился с широких ступеней пологой лестницы и пошел по освещенной аллее, которая, как помнил, вела к причалу. Песок поскрипывал под подошвами, в траве стрекотали цикады, где-то певуче заливалась ночная птица.
Свернул на боковую дорожку, шум моря стал ближе, указывая дорогу. На причале не было ни души, лишь смотритель в высокой стеклянной будке, светящейся изнутри, присматривающий за лениво покачивающимися у дощатых настилов лодками. Охранник высунулся из окошка, с предсказуемой подозрительностью разглядывая одиноко бредущего мужчину. Приветственно помахав ему рукой, пошел в противоположную от лодок сторону — к чему раздражать человека?
Ночь нежно обняла старого знакомца, надежно укутав темным бархатом, ласково потрепала теплым ветерком по щеке. Влад закинул голову, любуясь крупными жемчужинами звезд, в беспорядке рассыпанных по небу и сливочной краюхой луны, выглядывающей из-за редких облаков.
Скинув обувь, повыше закатал брючины, зашлепал босыми ногами по кромке прибоя, покачивая в такт туфлями, зажатыми в руке. Влад углублялся все дальше в темноту, ловя редкие минуты спокойствия, когда можно делать все, что заблагорассудится, перестать притворяться и на короткие мгновения стать тем, кто ты есть. Ночь мягкой лапой провела по спине, расправляя привычно ссутуленные плечи, снимая запреты и истирая различия, разрешая почувствовать себя свободным. И не стало никого, лишь он и его свобода. Свобода звала, манила, заставляя бежать, разбрызгивая мокрый песок и пену волны. Порывы ветерка, налетающего с моря, рождали в душе глупую, необъяснимую радость. Выбившись из сил, рухнул на песок, широко раскинув руки посреди темноты, рокота и звездного неба. Ночь смотрела на мужчину и улыбалась, подмигивая разноцветными искрами звезд.
Раздевшись догола, вошел в воду, нырнул глубоко, пока легкие не обожгло. Море подхватило, вытолкнуло на поверхность, к воздуху. Перевернувшись на спину, закрыл глаза, позволив прибою вынести его на берег. Лопатки царапнули по песку, перевернувшись на живот, положил руки под голову, раздумывая, что это, наверное, и есть счастье. Волны накатывали, баюкая, нашептывая на ухо что-то нежное. Почувствовав, что задремывает, Влад встряхнулся, и с сожалением поднялся на ноги. Не хватало еще заснуть на берегу, что б с утра его, голого, обнаружили праздношатающиеся отдыхающие.
Смыв налипший песок, выбрался на берег и отправился на поиски одежды. По его прикидкам не должен был слишком отклониться от места, где оставил вещи. Бродил кругами довольно долго, сперва посмеиваясь над собой, что по глупости попал в такую ситуацию. Мало того, что забрел далеко от освещенного пляжа, так еще угораздило вырядиться в светлую одежду, которую сейчас черта с два сыщешь на песке!
От воды потянуло прохладой заставившей поеживаться и задаваться вопросом — как же можно быть таким идиотом!? О возвращении в отель и речи не шло, без карточки гостя еще как-то можно попасть в номер, Аню разбудить, в крайнем случае, а вот без штанов это сделать затруднительно, тем более, перед уходом окно закрыл. Твою мать! Влад со злостью пнул песок, шелестящим веером разлетевшийся в стороны и плюхнулся на землю, смирившись, что придется дожидаться рассвета сидя на пляже. Ночь, словно сжалившись, подула ветерком, прогоняя облако, скрывшее луну. Луна потерлась желтым брюхом о край облака, посеребрила воду и мягким светом залила пляж. Влад уныло оглянулся, уже ни на что, не надеясь, а одежда вот она! Лежит сиротливой кучкой совсем рядышком, только руку протяни. Радость от находки окатила жарким приливом и Влад, вскочив, принялся спешно натягивать вещи. Одевшись, ощупал карманы — деньги и карточка на месте. После короткого раздумья все же не стал надевать туфли — идти-то по песку, а этого счастья в обуви ему еще днем с лихвой хватило.
Влад огляделся, определяя направление, и двинулся вперед, ориентируясь на цепочку далеких огней пристани.
Выбравшись на аллею, приостановился, решая, куда дальше. Странное дело, но в отель возвращаться отчего-то расхотелось, и сонная теплота комнаты уже не казалась такой заманчивой, как когда голым сидел на берегу, зябко вздрагивая от самого слабого ветерка.