На седьмые сутки в полночь рота получила задачу сниматься с позиции, создав заставу из десяти человек с тяжелым оружием и минометом. Остаться выпало Грошикову и Голубеву с расчетом АГС и минометом. Выход к кишлаку остальной части роты назначили на три часа ночи.
Кавун собрал офицеров.
– Господа-товарищи! У нас всего двадцать восемь человек. На высоте оставляем восемь бойцов. Со всех уходящих снять лишний груз: сухой паек и фляги с водой. Выложить побольше гранат, патронов, «мухи». Берем минимум боеприпасов, в разумных пределах, конечно, каждый выгружает половину. Уходим как можно тише и быстрее. На сборы даю ровно час. Спускаемся с горы через КП роты. Как только мы уйдем, вашу заставу ставим на эту точку. Грошиков! Все понял? Потом растяжки поставьте по периметру и не жалейте сигнальных ракет и гранат. Сколько времени вам здесь сидеть, я не знаю…
В три часа попрощались с заставой, и Серега Грошиков проводил меня напутствием:
– После моего неудачного выстрела жить ты будешь очень долго. Ха-ха!
Снялись с позиций и двинулись. Сначала медленно, потом быстрее и еще быстрее. Передовой дозор метрах в пятидесяти, затем остальные и замыкание. Я в замыкании с двумя бойцами. Идем тихо и почти беззвучно, материмся хриплым шепотом. А бойцы молодцы! Накануне вечером мешки хорошо уложили, сейчас ничего в них не стучало и не гремело.
Вышли на окраину кишлака, и тут же внезапно прозвучал одиночный выстрел. Пуля с визгом отрикошетила от асфальта и улетела в ночь, разрезав темноту. Затем раздалась короткая очередь и гортанный окрик. Поверх голов залегших на обочине бойцов просвистела цепочка пуль, и издали вновь донесся гортанный крик.
Кавун передал по живой цепочке свистящим шепотом:
– Не стрелять, в бой не ввязываться! Лежать тихо! Они нас не видят…
– Не стрелять… Не стрелять… Не стрелять… – прошептала друг другу вся цепочка солдат.
– Кто знает, сколько тут «духов»! А может, это «царандой»? Союзнички! Обойдемся без перестрелки, – прошептал мне в ухо Иван.
Словно призраки, стелясь по земле, мы уползали на окраину кишлака. Вступать в бой нельзя. Неразумно. Рота отползала все дальше и дальше.
Вскоре на шоссе послышался шум приближающейся техники. Броня подходила все ближе и ближе. Наконец темноту разрезал свет автомобильных фар, бронемашины торопливо выскочили из-за поворота, и вскоре «коробочки» затормозили рядом с нами, направив пушки и пулеметы на ближайший кишлак. Рота загрузились по машинам за пару минут, БМП мгновенно развернулись и умчались прочь, как будто нас здесь никогда и не было.
***
Наших бойцов на посту через три недели заменили десантниками, и с этой стороны гор «эрэсами» Кабул больше не обстреливали. Пока мы сидели на «курорте» и, попивая чай, прикрывали дорогу, третья рота, прочесывая местность, нарвалась на банду и потеряла убитыми двух солдат. Отступающих после успешного боя «духов» прямой наводкой накрыли танкисты – примерно десять из них нашли свою смерть.
А нашей роте повезло: мы действительно словно отдохнули на курорте. Мой товарищ по путешествию из Ташкента в Кабул замполит третьей роты Коля Мелещенко в первом бою остался жив. Теперь, оборванный, запыленный и чумазый, он шел ко мне навстречу, широко раскрыв объятия. На его голове была полевая дурацкая панама, в которой он походил на пасечника. (После этого кличка Микола-пасечник надолго закрепилась за ним.)
– Никифор, шо было, шо было! Пока вы там наслаждались жизнью, мы воевали!
Проходивший мимо Кавун громко заржал, услышав возбужденный рассказ насмерть перепуганного Мелещенко.
– Вояка! Штаны сухие?
– Насмехаешься! Бой был такой ужасный! Во я попал в историю! Думал, в Кабуле будет спокойная жизнь…
Мы дружно рассмеялись над грустной физиономией Миколы…
Полковая колонна потянулась следом за тылом дивизии. Я с интересом разглядывал местность, ведь в этой дикой, богом забытой стране мне предстояло воевать два года. Если, конечно, повезет…
Глиняные дома, вокруг них небольшие обработанные квадраты полей и всюду глиняные дувалы (заборы), огораживающие плохо ухоженные сады и виноградники. Всюду вокруг кишлаков бесконечные заросли виноградников. Время от времени мы проезжали мимо верениц разбитых домов с провалившимися крышами, разрушенными дувалами, а вдоль дороги валялись сгоревшие автомашины различных марок и бронетехника. Наводило на грустные мысли: сколько тысяч жизней оборвалось и с той и с другой стороны?..
