На пустынном тротуаре стоял Витечка Воронин.
— Кого-то ждешь? — спросила она, кивнув. — Привет, Витечка.
— Тебя, — сказал он.
— Брось, я сама не знала, что приеду сегодня, — усмехнулась Анна. Она отдала ему сумку, к которой он протянул руку.
— Зато я знал.
— Ага, тебе позвонили из билетной кассы.
— Позвонили, — фыркнул он. — Не веришь?
Она засмеялась и почувствовала, как боль внутри слегка отпустила.
— Не-а, — сказала она.
Витечка донес вещи до двери квартиры, а сам побежал вверх по лестнице к себе, на пятый этаж.
Анна вошла. Судя по коробке конфет с недоеденными тремя, мать торопилась. Конфеты еще не покрылись белым налетом, значит, она заезжала недавно.
Родители жили в Москве, отец прошел по конкурсу в крупный банк, ему дали кредит, они купили квартиру и устраивались в новой жизни. Мать работала по своей специальности — товароведом в меховой фирме. Все счастливы.
Анна не должна нарушить это состояние семьи. Она терпеть не могла, когда что-то намеченное не осуществлялось. Итак, сказала она себе, доев последнюю конфету и разрывая коробку, чтобы она вошла в мусорное ведро, она собиралась выйти замуж, и она выйдет. За Витечку. Он сделает ей предложение.
Витечка явился вечером того же дня. Он принес шампанское и конфеты. Они были подернуты светлым налетом, наверное, его мать держала их в холодильнике. Чего нельзя делать с шоколадом.
Он открыл бутылку, налил вино в хрустальные фужеры. Анна достала их из буфета, где они стояли ровно столько, сколько она себя помнит. Вино пузырилось долго, они смотрели, как выходит газ, молча, потому что и он, и она знали, что сейчас будет.
Витечка расправил и без того ровные плечи — он всегда держался очень прямо, не желая красть у себя ни единого миллиметра роста.
— Я женюсь на тебе, — сказал он.
— Женись. — Анна кивнула.
Он засмеялся. Поднял бокал.
Они выпили, газа почти не осталось в вине. Он вынул из ячейки шоколадную устрицу и поднес к губам Анны. Она открыла рот и обхватила ее губами. Их глаза встретились.
Он протянул руки к Анне.
— Моя, — сказал он. — Я знал. Я хотел.
— А… сейчас? — хрипло спросила Анна.
— Моя. Я знаю. Я хочу.
Он легонько толкнул ее на спинку дивана.
— Я не девушка, — сказала Анна.
— Я знаю, — ответил Витечка.
— Кто тебе сказал? — Она вскинула брови. Потом свела их вместе, пытаясь отгадать, кто мог рассказать о том, что было у нее с тем…
— Чутье, — бросил он, расстегивая мелкие пуговицы на красной блузке. — Но тебя много. — Он тихо засмеялся, узкая рука нырнула под розовый лифчик, потом его тонкие пальцы медленно двинулись, повторяя округлость правой груди.
Анна замерла, ее тело вытянулось, как будто спина жаждала испытать жесткость старого, но недавно перетянутого дивана.
Пальцы Витечки вынули грудь из розового кружевного гнезда. Он наклонился и припал к соску, а она гладила его по мягким волосам, как ребенка.
Он застонал и навалился на нее.
— Не важно, — слышала она его шепот, он говорил не ей, а себе. — Не важно… — Потом приподнял голову и повторил: — Тебя много… Мне хватит…
Ночи, казалось, не было, а сразу наступило утро.
Они увидели друг друга на диване, оглядели и засмеялись. Мало что осталось прикрытым — только то, что не понадобилось этой ночью. На ногах у Витечки были носки, черные, с белым квадратиком на щиколотке. Синий галстук, с мелкими желтыми машинками по полю, мотался на животе. А на Анне остались черные кожаные мокасины.
— Мама, я вышла замуж, — сказала она в трубку, когда Витечка ушел домой.
— Поздравляю, — настороженно ответила она. — Откуда ты звонишь?
— Из дома.
— Понимаю, что не из-под дерева. Это априори. — Если мать вставляет латинскую фразу в разговор, значит, волнуется.
— «Априори» означает «заранее». Ты хочешь сказать, что задолго до сегодняшнего дня знала, как все сложится? — не без ехидства в голосе спросила Анна.
Мать рассмеялась:
— Ладно, давай рассказывай. Из какого дома ты звонишь?
— Из нашего.
— Он согласился к тебе переехать? Но ведь вы хотели…
— Мама, ты спроси, как зовут моего мужа. — Анна засмеялась.
— Ну так как зовут твоего мужа? — В голосе матери она услышала волнение.
— Моего мужа зовут Витечка.
