- Прошу. Мы, вообще-то с ней в ссоре, так что думаю, что мне надо будет забрать свои вещи, и отвезти их куда-нибудь… Я пока все соберу, а вы сможете осмотреться.
В квартире было на удивление уютно, и чувствовалось, что здесь недавно многое поменяли. Ильта сконцентрировалась, выплескивая минимум энергии в плетение, которое позволило бы ей узнать действительно важные для хозяина дома вещи, и пошла по квартире, легко касаясь каждого предмета.
Все было слишком новым, и плетение не реагировало ни на что, пока…
- Стас?
- Да.
Он быстро подошел к ней.
- А что это…
- Это? Ее компьютер. Старый, конечно, но вполне живой. Правда большую часть с него она перенесла в ноутбук – указал Стас.
- Видимо, он был ей дорог.
Стас печально улыбнулся.
- Она же книги писала… Большую часть на этом старье. А я так ничего и не прочел.
- Почему?
- Она их никому не показывала. Писала только для себя. Ладно, извините, но мне надо вещи собрать…
Он покинул комнату, а Ильта подошла к ноутбуку, и легонько притронулась к нему.
След ощущался. Конечно, не такой сильный, как от компьютера, но все-таки этот странный предмет тоже для нее многое значил.
- Книги, значит… Хранение данных… Может в них есть то, что нужно Дайрусу?
Прикинув вес ноутбука, Ильта бесцеремонно сунула его себе за спину под куртку, и неторопливо вышла из комнаты.
- А из-за чего вы поссорились?
Стас покраснел.
- Меня к ней подослал Артем Викторович – нехотя произнес он.
- Подослал?
- Чтобы я ее на ней женился. Его идея, изначально была. Но потом – я влюбился, и… В общем, все готово уже было быть посланным к чертовой матери. И Артем Викторович, и работа на него, и все остальное… Лена просто не успела меня выслушать… Когда она заявилась в кабинет, я как раз пришел, чтобы заявить о том, что я от него ухожу. А он ей объявил о том, что это он меня к ней направил. Ну, она и вспылила…
Ильта усмехнулась.
- Тогда, вы еще легко отделались. Я бы на ее месте сначала пристрелила, а потом уже стала бы разбираться. Притом, скорее всего, обоих.
Неожиданно, Ильте подумалось о том, что это все было слишком примитивно и грязно проделано. Немного привыкшая к фееричной красоте маневров Высших Магов, и изяществу Дайруса, в частности, она оценила подобные действия как крайне низкий уровень опыта в подобных вопросах.
- Слишком грубо все было сыграно. У меня есть знакомый, который мог бы провернуть все в разы изящней.
Стас закрыл, наконец, чемодан, в который впихивал свои рубашки, и ответил:
- Не понимаю, зачем все было так делать. Я знаю Артема Викторовича, он может очень красиво все провернуть… Но, все равно, не понимаю, зачем ему было так все выкладывать перед ней. Она же ему дочь, все-таки.
Ильта задумалась.
Дайрус мог играть грязно, когда того требовали обстоятельства – это подтверждал ее собственный опыт. Когда он взбесил ее перед тем, как она вылила на него бутылку вина, он сделал это в очень грубой манере.
А что если…
Что, если отцу Елены нужно было именно это? Дикая, неуправляемая ярость и ненависть? Но для чего?
Ответ пришел как-то сам.
- Для того чтобы ее состояние совпало с моим. Для того чтобы мы смогли поменяться… - прошептала она.
«Дайрус, я тобой восхищаюсь. Я тебя ненавижу, и готова убить тысячей способов, но я тобой восхищаюсь. И как же это ты провернул? Это ведь надо было идеально синхронизировать время в обоих мирах… Это надо было совершенно фантастически удерживать меня подальше от себя до последней секунды. Это надо было пробудить во мне такую ярость, чтобы я кинулась на тебя позабыв обо всем, кроме твоего горла… Как?»
Ответов не было, но, почему-то была твердая уверенность в том, что связь между мирами не только была устойчивой, но и поддерживалась в стабильном состоянии.
Ильта вызвала перед мысленным взором теоретическую схему устройства такой связи, на которую у нее не хватило бы ни опыта, ни энергии, ни знаний, и принялась, в меру сил и способностей, ее усложнять.
Нет, такая связь, даже в теории, не могла бы поддерживаться в одностороннем порядке. Это было бы похоже на удержание очень легкого шеста в ветреную погоду. У одного человека шест постоянно бы отклонялся в руках, но зафиксированный с двух сторон, он мог сколько угодно гнуться посередине, но концы его оставались бы, неподвижны.
