Глаза Гарета вспыхнули.
– Другим мужчинам лучше не привлекать к себе твоего внимания, моя прелесть.
«Это уже становится весьма забавным», – подумала про себя Джиллиан.
– Ты уже дал мне понять, что в моих интересах как можно скорее обзавестись ребенком, но ты ни слова не сказал о том, что этот ребенок непременно должен быть твоим.
Гарет выругался себе под нос. Вот маленькая плутовка! То, что она одаривала Маркуса и Бентли притягательным теплом своей улыбки, пробуждало в нем чувство, которое нельзя было назвать иначе, чем ревностью. С ними она могла смеяться, кокетничать, но с ним – никогда, и для него это сознание было хуже жала в плоти. Она упорно избегала его. Его просто выводило из себя то, что до сих пор она ни разу не притронулась к нему по собственной воле. Он хотел ощутить ее ласку на своей коже, ее горячие губы, касавшиеся его обнаженной груди, чтобы затем скользнуть вниз по его животу, пробуя мягким влажным язычком на ощупь его бархатистую плоть…
Гарет снова выругался про себя, ибо его мысли не только приняли совершенно непредвиденный оборот, но и оказали сильнейшее воздействие именно на ту часть его тела, о которой он только что вспоминал. Он неловко переминался с ноги на ногу, чувствуя, как ткань его одежды туго натянулась от возбуждения. Да, подумал он про себя мрачно, ему действительно хотелось, чтобы она сама обратила к нему свои губы для поцелуя, не заставляя его разжигать огонь, который, как он уже знал, скрывался за ее внешней холодностью. Ему хотелось, чтобы она хотя бы один раз пришла к нему сама…
Нет, не один раз. Всегда.
Его понемногу охватывала ярость. Днем она избегала его, ночью держалась отчужденно. Она по-прежнему отвергала его, хотя и не напрямую. Не раз она делала вид, что спит, а когда он прижимал ее к себе, то чувствовал ее напряжение. Однако ему стоило только пощекотать кончики ее грудей, чтобы они сразу стали острыми и упругими, ибо это место было у нее наиболее чувствительным… или погладить заветную ложбинку между бедрами, чтобы его пальцы покрылись влагой – очевидным доказательством ее возбуждения. И даже когда он проникал в нее так глубоко, что каждый его вздох становился ее собственным, она всячески старалась скрыть удовольствие, подавляя стоны до тех пор, пока губы ее не начинали кровоточить… лишь для того, чтобы провести весь остаток ночи, свернувшись, словно котенок, в его объятиях. Если бы не то затруднительное положение, в котором они оба оказались по милости короля Иоанна, ему было бы совершенно безразлично, как скоро она понесет во чреве, так как теперь это служило ему удобным предлогом для того, чтобы делить с ней ложе, и как можно чаще. Однако его мужская гордость была задета.
– Некоторые мужчины имеют обыкновение делить жен с первым встречным, – отрезал он. – Но у меня такой привычки нет.
Джиллиан наслаждалась своей победой, какой бы незначительной она ни казалась.
– Не может быть! Неужели вы ревнуете меня, милорд?
– Ни в коей мере, – солгал он, и так убедительно, что все ее приподнятое настроение куда-то исчезло. – Но хотя я и не ревнив, у меня властный характер. И если бы я действительно верил, что ты мне изменила…
– А почему ты так уверен в том, что я тебе не изменила? И сэр Маркус, и сэр Бентли очень красивы и на редкость галантны.
На сей раз настала его очередь улыбнуться.
– Да, это правда. И тем не менее я не думаю, что ты способна предать собственного мужа.
Он произнес это таким убежденным тоном! Вместе с тем внезапный блеск в его глазах дал ей некоторую передышку.
– Почему? – осведомилась Джиллиан холодно.
– Потому, что я знаю тебя, жена.
– Ба! – воскликнула она. – Ты ничего не…
– Нет, знаю. – Его недавняя досада уступила место ленивому безразличию. – Ты та самая женщина, которая спасла мне жизнь, когда я лежал беспомощным в постели. Ты кормила меня из собственного рта…
Джиллиан пришла в ужас. Откуда он мог об этом знать, лежа в лихорадочном бреду?
– Ты… ты негодяй! – вспылила она. – Откуда тебе это известно?
Гарет запрокинул голову и рассмеялся, как и подобало отъявленному плуту вроде него!
– Ты сама сказала мне, Джиллиан. Более того, ты показала, как именно ты это делала, в ту ночь, когда… – Его глаза держали ее в западне, дьявольская усмешка играла на губах. – В ту ночь, когда ты напилась допьяна, любовь моя.