– Нет ли у тебя такого чувства, словно твой живот похож на корабль в бурном море?
– Нет, – огрызнулась она в ответ. – А теперь убирайся.
Глаза ее закрылись. Она не собиралась ни о чем думать, не желала иметь с ним никакого дела, когда он нарочно доставлял ей лишние хлопоты.
– Разумеется, – отозвался Гарет со всей любезностью.
Он обнаженным поднялся с постели, волоча собой одеяло и простыню. Тут же ее обдало холодным зимним воздухом, как океанской волной. Опустив взгляд, она в ужасе уставилась на свое голое тело. Без сомнения, с его стороны это было заранее рассчитанным шагом. Джиллиан совсем растерялась.
Она тут же потянулась за одеялом. Ею овладела тревога. Взгляд ее переметнулся на Гарета. Он все еще стоял возле постели, выжидательно глядя на нее.
– Боже правый, – произнесла она чуть слышно. – Неужели ты… неужели мы…
Сердце в ее груди отчаянно заколотилось. Не в силах продолжать, она думала о минувшей ночи. Если между ними действительно что-то было… вспомнила бы она об этом или нет?
– Нет, – ответил он мягко. – Я хочу, чтобы ты сама участвовала в этом, дорогая.
Джиллиан с трудом сглотнула.
– Но тогда почему я…
– Обнажена?
Она оказалась права. Ему это и впрямь доставляло удовольствие. Он забрал у нее одежду – и это страшно ее смущало, ибо никогда в жизни, за исключением двух последних ночей, она не спала раздетой.
– Да, – дрожащим голосом отозвалась Джиллиан. Зеленые глаза Гарета блеснули, как ей показалось, злорадно.
– Мой замок. Моя постель… Стало быть, последнее слово остается за мной.
Джиллиан насторожилась. Его последние слова пришлись ей не по вкусу.
– Что ты имеешь в виду?
Перина прогнулась под ним, когда он уселся на постель, чуть ли не силой вырвав мех из ее рук.
– Только то, что отныне ты будешь спать в этой постели без одежды, как, впрочем, и я. Иными словами… обнаженной. Возможно, нам даже стоит оставлять нашу одежду за дверью.
Джиллиан так и ахнула. Не может же он говорить такое всерьез!
Смех его был низким, негромким – Гарет был сейчас совершенно не похож на того грозного мужа, который так настаивал на том, чтобы лишить ее девственности в их первую брачную ночь. Едва Джиллиан услышала этот смех, ей показалось, что кто-то схватил ее прямо за сердце.
– Можешь не беспокоиться, жена, – добавил он с восхитительной дерзостью. – Мы будем обнаженными только в постели – если, конечно, ты сама не решишь иначе. – Теперь этот палец поглаживал ее ключицу. – Зимы здесь, в Соммерфилде, могут быть очень холодными, – добавил он самым невинным тоном, – но теперь они станут намного теплее, обещаю тебе.
Джиллиан подозрительно уставилась на него. Ее смущала внезапная перемена в его настроении. Что стояло за его неожиданно хорошим расположением духа?
– Кстати, раз уж мы заговорили об одежде, вам пора вставать, миледи, – продолжал он. – Я уже устал видеть тебя в этом убогом потрепанном платье, да и другое ничем не лучше. Мы отправляемся сегодня на ярмарку в ближайшую деревню, чтобы купить тебе материи на платье.
Не обращая внимания на свою наготу, Гарет шагнул к ставням и широко распахнул их. Джиллиан невольно прикрыла рукой глаза от яркого света. Тупая пульсирующая боль в ее голове упорно не желала проходить. Ей очень не хотелось подниматься с постели, поэтому она только что не лягнула его, когда он снова стащил с нес покрывало. Однако все оказалось напрасно.
И действительно, приняв ванну, Джиллиан почувствовала себя бодрее. Они вместе спустились в зал, где еще находились некоторые опоздавшие к завтраку, и среди них Робби с няней.
Едва мальчик увидел их, глаза его вспыхнули. Он тотчас вскочил с места и бросился к ним на маленьких ножках.
– Папа! – закричал он.
Сильные руки подхватили его и подняли высоко в воздух. Робби запечатлел влажный поцелуй на щеке отца. Гарет рассмеялся со счастливым видом и прижался своим лбом ко лбу сына. Выражение его лица было необычайно мягким.
Странное чувство прокралось в грудь Джиллиан, пока она смотрела на него – на них обоих. Теперь ей приоткрылась правда. Гарет, как и любой отец, стремился защитить свое дитя и оградить от бед, чего бы ему это ни стоило. Да, подумала она про себя с болью в сердце, он согласился исполнить чудовищный приказ короля лишь по одной-единственной причине.
