— Рад, что хоть ты получаешь от всего этого удовольствие, — пробормотал Густав.
Он остановился, чтобы перевести дыхание. Патриция продолжала идти, и неожиданно Густаву пришло в голову, что после созерцания ее грациозных движений на протяжении пяти или шести миль он вполне мог бы сочинить пару сонетов, посвященных ей. Кстати, он считал, что находится в хорошей физической форме. Он регулярно занимался в небольшом гимнастическом зале, устроенном им дома, к тому же пару раз в неделю устраивал большие заплывы в бассейне, но у Патриции было столько сил и энергии, что это вызывало его искреннее восхищение и удивление.
Может, все дело в том, что она с детства постоянно занималась балетом? Когда они жили вместе, по утрам она каждый день самозабвенно тренировалась у станка, прежде чем уйти на работу. Ее гибкость всегда заводила его — особенно в постели.
Густав пробормотал про себя что-то энергичное и решительно сел прямо на траву.
— Почему ты уселся? Нога болит? — крикнула ему Патриция, убирая волосы с лица.
— Сколько нам еще идти? — спросил он сердито.
— По моим подсчетам, еще минут двадцать.
Патриция вытащила из кармана слегка измятую карту местности и стала ее рассматривать, не подозревая, что переживает сейчас Густав. Она знала, что он испытывает некоторое неудобство из-за новых кроссовок, но надеялась, что он все же получил хоть какое-то удовольствие от их прогулки.
— Двадцать минут?! Да каждая из них тянется, словно целый час! — пробормотал Густав себе под нос, потирая подбородок, поросший легкой щетиной.
Сегодня утром он забыл побриться, что случалось с ним чрезвычайно редко.
— Только не говори мне, что человек, который может утихомирить целый офис служащих одним взглядом ледяных глаз, не способен пережить пару волдырей на пятке.
Патриция хихикнула, запихнула карту в карман и уже собиралась опять отправиться в путь, не обращая внимания на страдания Густава, как вдруг он, невзирая на боль, пронизавшую его насквозь, резко вскочил и рванул к Патриции, как умелый спринтер, начинающий дистанцию.
Совершенно ошеломленная этим, Патриция не успела никак отреагировать, лишь озадаченно смотрела на Густава, когда он сбил ее с ног, подхватил в железные объятия, прежде чем она упала, и нежно уложил на мягкую, сладко пахнущую траву.
Его длинные мускулистые ноги пригвоздили ее к земле, его дыхание касалось ее лица, а ее руки оказались запрокинутыми за голову и прижатыми к траве. На его лице играла хищная усмешка, которой пират мог одарить свою пленницу, прежде чем воспользоваться ее слабостью.
Лицо Патриции горело от негодования. Она подняла колено, намереваясь нанести ему удар в самое чувствительное место, но он разгадал ее замысел и увернулся.
— Так тебе нравится мучить меня? — прохрипел Густав.
— Я никого не мучаю! Разве я виновата, что ты напялил эти дурацкие кроссовки?
Глаза Патриции сыпали зеленые злые искры. Она попробовала вырваться, но все ее попытки освободиться были обречены на неудачу, как она быстро поняла. Густав состоял из сплошных мускулов и значительно превосходил ее по физической силе. Он поразил ее и, помимо ее воли, волновал, хотя она и не забыла о своих клятвах больше не позволять ему играть с ее сердцем… или с ее телом.
— Наверное, твоя сидячая работа сделала тебя слишком нежным для таких прогулок, — насмешливо сказала Патриция, поражаясь собственной дерзости.
Улыбка медленно сползла с лица Густава, и его глаза потемнели.
— Нет, детка, — совсем тихо сказал он, так тихо, что Патриция скорее догадалась, чем услышала его слова, и ее тело покрылось мурашками. — Нет, это ты такая нежная… мягкая, как шелк….
Его рука скользнула под ее рубашку и легла ей на грудь, и ее переполнила жажда, древняя и вечная, как сама жизнь. От тяжести и жара его руки у нее перехватило дыхание. Он так давно не прикасался к ней! Она боялась продолжения, но чувствовала, что просто умрет, если он остановится.
Густав расстегнул пуговицы и распахнул рубашку Патриции, обнажив нежную плоть ее грудей. Его пальцы трепетно коснулись розовых вершинок.
— Нет!
Это слово вырвалось из уст Патриции помимо ее воли.
