Однако танцевать при Анне Иоанновне цесаревне доводилось нечасто. Ей приходилось жить или в Покровском, или в своём небольшом доме у Смоленского монастыря. Исчезли и женихи, а ведь при батюшке Петре Великом её сватали и за короля Франции Людовика XV, прозванного Желанным, и за французских принцев де Конде и Бурбона, и за сына дюка Орлеанского герцога Шартрского.
Матушка Екатерина I, правда, была скромнее: прочила свою младшенькую за двоюродного братца герцога Голштинского, мужа Анны Карла Августа, князя-епископа Любекского, да тот прежде времени помре.
Анна же Иоанновна порешила насчёт неё жестоко: быть ей в девках, не то ещё один претендент на корону российскую объявится. «Хватит с меня «голштинского чёртушки», сына покойной Анны Петровны». И потому на большие придворные балы цесаревну звали неохотно, тем более что даже китайский посол, увидев Елизавету, заявил императрице: «Из всех этих прелестных придворных дам я считаю цесаревну прелестнейшею, и если бы у неё не были так велики глаза, то никто бы не мог, взглянувши на неё раз, не умереть после этого от любви».
При дворе тогда много смеялись над этой китайской учтивостью, но, заметив тень на тяжёлом лице императрицы, замолкли, и Елизавета долго плакала в тот вечер и порешила вести себя ещё более осторожно: являться на дворцовые приёмы токмо по именному приглашению.
Посему ничего удивительного, что при дворе цесаревна и её маленький двор с облегчением вздохнули, узнав о кончине Анны.
— Да что хорошего было в царствование этой русской курляндки! — громко рассуждал у неё за столом Иван Шувалов. — В прошлую турецкую войну Миних сотни тысяч русских солдат положил за взятие Очакова, Кинбурна, Козлова и Хотина! А что толку: после всех викторий позорный мир заключили.
— Ты, пожалуй, Ванюша, лишнее выпил! — рассмеялась Елизавета, показывая свои сахарные зубы сидевшему за столом французскому послу маркизу де ля Шетарди.
Маркиз понимающе улыбнулся, а Иван Шувалов ещё более горячился:
— А что наша Анхен в России делала? Умнейшим людям Василию Лукичу Долгорукому и Артемию Петровичу Волынскому головы отрубила, родовитых князей в шуты определила, а казну всю Бирон и его банкир иудей Липман разокрал...
— Ты насчёт Бирона вот что, ты насчёт герцога потише! Он власть! — Елизавета нахмурилась. Придворные замолкли. Всем было ведомо, что с Бироном у Елизаветы Петровны были ныне свои надежды. Регент увеличил содержание её двора до 50 тысяч рублей, стал часто наведываться с визитами к цесаревне, и при большом дворе распространились слухи, что регент замышляет женить на цесаревне своего сына Петра Бирона.
— Регент, конечно, власть, но власть временная. А вы, ваше величество, дочь Петра Великого, и никто здесь ничего поделать не может! — вмешался вдруг в разговор французский посол.
— Вы это к чему? — Мелкие, ещё почти незаметные морщинки набежали на чистое чело Елизаветы.
— А к тому, что по любому закону власть регента зависит от перемен! — продолжал улыбаться француз. И оказался провидцем. На другой день прискакавший из Зимнего дворца гонец принёс известие об аресте Бирона Минихом.
— И переворот тот фельдмаршал совершил с восемью десятками солдат, ваше величество. А ведь за вами, ваше величество, дай знак, вся гвардия пойдёт! — дятлом твердил после того Елизавете её верный друг Лесток.
— Да вся ли пойдёт? — вырвалось однажды у Елизаветы.
— А вы побольше гвардионцев привечайте, тогда и пойдут! — улыбнулся в усы маркиз де Шетарди, присутствовавший при разговоре. И на немой вопрос, прочитанный во взгляде Елизаветы, склонился в галантном поклоне: — Мой христианнейший король Франции, Людовик Пятнадцатый, не забыл свою наречённую. Нужные суммы будут.
Елизавета Петровна начала устраивать у себя ассамблеи для гвардейских солдат и сержантов. В Зимнем над этим сначала посмеивались, но потом самые догадливые люди в окружении правительницы Анны Леопольдовны заволновались. Её фаворит, саксонский посланник граф Линар, по осени даже из-за границы письмо прислал, где предлагал немедля отстранить от цесаревны Лестока и выслать за границу де ля Шетарди. Немедля правительница объявила о тех препозициях своей сестрице-цесаревне.