Она, улыбаясь, поглядела на меня с высоты своего роста.
— Нет, принцесса, нет даже бабушки, которая могла бы мне оставить девять тысяч талеров — Боже мой, как бы мне хотелось навсегда уехать отсюда!.. Мы очень рано стали сиротами. Мой отец погиб в 44 году при битве на Исли в Марокко — он был французский офицер. Когда он покинул Францию, я была ещё младенцем — не помню даже, как он выглядел…
— Возможно, как господин Клаудиус — он ведь был его брат?
Она остановилась, сняла руку с моего плеча и захлопала в ладоши.
— О дитя, как вы очаровательно наивны!.. Один из Клаудиусов на французской службе!.. Отпрыск из сверхреспектабельного, насквозь немецкого дома семенных пакетов!.. Да, это бы потрясло его достопочтенные застывшие основы! Нет-нет, в нас нет ни капли этой обывательски-лицемерной, лавочной немецкой добропорядочности! Дагоберт и я, мы совершенные французы, французы телом и душой! Слава Богу, в наших жилах нет ни капли этой рыбьей крови!.. Мы приёмные дети, нас усыновил дядя Эрих, Бог его знает, из каких соображений — но совершенно ясно, что не из-за тронутого состраданием сердца!.. Возможно, это звучит отвратительно именно из моих уст — но я никогда в это не поверю!
Она снова обняла меня, и мы отправились дальше.
— То, что он принял нас в свой дом, было бы само по себе благородно и похвально, и я, конечно, первая была бы ему за это благодарна, — продолжала она, — если бы и в этом деле не проявился его вопиющий деспотизм. Он навязал нам своё имя — мы зовёмся на самом деле Мерикуры, а должны теперь зваться Клаудиус, подписываться Клаудиус… Клаудиус — какое ужасное, колченогое, мещанское имя!.. Если уж он хотел адаптировать имя Мерикур, режущее немецкий слух, то мог бы поставить перед ним частичку «фон»… У нас абсолютно нет причин быть ему благодарными за эту замену! Он навязывает нам свою мелочную лавку и упорно сопротивляется военной карьере Дагоберта!
— Он военный? — удивлённо спросила я. Фройляйн Штрайт много рассказывала о военном с начищенными пуговицами, который когда-то был вхож в дом моего отца.
— Что, вас это так удивляет?.. Ах да, вы же ещё не видели его в форме лейтенанта! Но я думаю, что в нём сразу же узнаешь офицера, даже когда он в штатском. Его гарнизон стоит в Ц., а сам он сейчас в долгосрочном отпуске… Я горжусь Дагобертом. Мы очень дружны и всё друг другу рассказываем, что нечасто бывает между братом и сестрой. Мы, наверное, ещё и потому так любим друг друга, что уж очень долго были разлучены. Я находилась в институте с третьего года моей жизни вплоть до последних двух лет, а он сначала жил в одной профессорской семье, а потом попал в кадетский корпус.
Мы вышли на газон перед «Усладой Каролины».
— Иди сюда, Ханс! — позвала Шарлотта. Журавль, который стоял на своём посту у пруда, помчался к ней, словно пылкий поклонник. Со всех сторон к нам устремились павлины и цесарки, даже показался один фазан, но он тотчас же снова скрылся в кустарнике — его вспугнуло моё присутствие.
— Вы только посмотрите на эту всеобщую незаслуженную любовь! — засмеялась Шарлотта. — Она была завоёвана безо всяких усилий. Я никогда не кормлю животных и никогда с ними не заигрываю, но они следуют за мной по пятам, как только услышат мой голос… Ну разве это не странно?
Я совершенно не находила это странным. Я и сама семенила рядом с ней, как восторженный щенок, которого приласкали. Я была ещё слишком неопытна, чтобы объяснить притягательность её личности набором отдельных качеств. Во всяком случае, мне импонировала её невероятная уверенность и присутствие духа. Каждое слово, произнесённое этим твёрдым и звучным голосом, очаровывало меня так, что я и её самоё, и всё, что она говорила, уже воспринимала как истину в последней инстанции. То, что она тоже может ошибаться и быть несправедливой, даже не приходило мне в голову.
— Куда уехали люди, которые здесь живут? — спросила я, показывая на запечатанные двери, когда мы проходили по бельэтажу «Услады Каролины».
Шарлотта удивлённо воззрилась на меня, как будто я сморозила какую-то глупость, а затем громко расхохоталась.
