— Я об этом позабочусь, господин доктор, — решительно ответила Илзе: она была вновь в своей стихии. — Я могу свободно остаться на неделю, пускай даже Хайнц за это время и натворит пару глупостей… Я всё организую. И дитя приехало не с пустыми руками!
Из своей корзины с вязанием она достала какую-то бумагу передала её отцу. Это было бабушкино завещание.
Я подняла голову и передала ему прощальное благословение усопшей.
— Она умерла не в безумии, моя бедная мать? — спросил он.
— Нет, — ответила Илзе. — Она была так же разумна, как в лучшие свои дни, и позаботилась о своих делах, прежде чем покинуть этот мир… Прочтите это. Бумага не заверена в суде, но её милость полагала, что вы и так исполните её последнюю волю…
— Само собой разумеется.
Он развернул бумагу и пробежал первые строчки.
— Я рад за вас, дорогая Илзе, — сказал он. — Диркхоф принадлежит вам по праву.
— Вы так в самом деле считаете, господин доктор? …Будь я на вашем месте, я бы подумала: «Ага, Илзе только потому терпела жизнь при старой даме, поскольку надеялась получить хорошенький домик»…
— Мне это и не пришло в голову…
— Зато пришло мне… Я не приму Диркхоф; с вашего позволения, он принадлежит Леоноре. У неё должно быть убежище, клочок земли, куда она может вернуться, если ей не понравится в свете… Если я могу остаться в Диркхофе и вы позволите, чтобы я до конца моих дней присматривала за ним, то этого будет совершенно достаточно. Я бы разорвала бумагу на месте, как только моя бедная госпожа закрыла глаза, но я не могла, поскольку там есть и другие распоряжения.
Отец читал дальше.
— Как, тут упомянуто ещё и состояние? — воскликнул он, в высшей степени поражённый. — Вы всё время писали, что моя мать живёт лишь на пенсию и на скромный доход от Диркхофа!
— Это чистая правда, господин доктор… Вначале пару раз приходили какие-то деньги, но я ничего не понимаю в этих делах, и когда милостивая госпожа перестала писать письма своей рукой, деньги перестали поступать. Доктор растолковал мне, что надо сдать маленькие напечатанные бумажки, и за это дадут проценты.
— Вы взяли с собой бумаги?
— Да, — сказала она с заметным колебанием. — Но, господин доктор, что я вам сразу хочу сказать: их нельзя так тратить — она со значением кивнула головой в направлении соседнего зала, — как те пачки денег, которые милостивая госпожа всё время вам посылала из Ганновера.
Впалые щёки моего отца покраснели, а взгляд стал таким неуверенным, как будто его уличили в чём-то нехорошем.
— Нет, нет! — живо возразил он. — Не беспокойтесь — деньги принадлежат Леоноре.
— И вы их хорошо поместите? И регулярно каждый квартал…
— Нет, Илзе, только не это! — в отчаянии перебил он её. — Я не могу заниматься денежными вопросами! Моя профессия отнимает всё моё время!
— Ах, об этом не надо тревожиться, господин доктор, найдём у кого спросить совета! — успокоила его Илзе; от меня не укрылось, что она вздохнула с облегчением. — Но что теперь? В этой огромной комнате мы вряд ли можем поселиться. Я не вижу тут ни шкафа, ни комода…
— Я вас сейчас же отведу вниз, в мою квартиру — только чуть-чуть подождите! Мне надо запереть мою рукопись в стол. — Он подошёл к столу и стал сосредоточенно копаться в бумагах. Затем, проведя рукой по лбу и погладив редкую, почти уже седую бородку, он медленно опустился в кресло, схватил перо и начал лихорадочно писать. Илзе тем временем прошла в соседний зал, а я поплелась за ней. …Сейчас я понимаю, какими чужеродными были наши две фигуры в этом античном кабинете. Я помню, как я во все глаза смотрела на предметы искусства, не имея никакого понятия об их названиях. Они стояли и лежали вповалку, явно ожидая хозяйской руки, которая навела бы тут порядок. В устланных сеном и соломой ящиках мерцал мрамор; на столах расположилась помпейская бронза, а на полу античный терракот — полуразвалившиеся фрагменты тронного орнамента со следами краски; я едва удостоила их взглядом. Вообще здесь хватало побитого и поломанного: на одном ящике, например, лежала фигура женщины без руки и ног — что я знала тогда о торсах!
— Неужели такое возможно? — возмущённо, почти злобно пробормотала Илзе. — В этот каменный мусор вложена почти половина якобсоновского состояния!
