Нам перебегали дорогу садовники с испуганными лицами, а из-за стены сада раздавались взволнованные голоса. Во дворе собрался почти весь персонал, а перед дверью дома стоял экипаж господина Клаудиуса… Как раз в этот момент он вышел из дома, укутанный в дождевик и со шляпой в руке. Казалось, что его абсолютно спокойное лицо излучает какую-то укрепляющую силу — шум сразу же утих. Господин Клаудиус выдал несколько распоряжений, причём в его размеренных, благородных движениях не было и следа спешки или суеты; было видно, что эта голова со светлыми волосами и серьёзным лицом утвердит своё господство в любой жизненной ситуации.
С нашим появлением люди расступились и пропустили нас; я всё ещё висела на руке у Шарлотты. Тут господин Клаудиус увидел, что мы идём по двору. Мне на мгновение показалось, что он рассердился — по его лицу молнией скользнуло выражение гнева; он нахмурил брови, из-под которых на меня мрачно посмотрели его строгие глаза… Я опустила взгляд и убрала руку из-под локтя моей спутницы.
— Дядя Эрих, какой тяжёлый удар! — вскричала Шарлотта, подбегая к нему.
— Да, — коротко ответил он и обернулся в сторону прихожей, где стояла фройляйн Флиднер.
— Дорогая Флиднер, позаботьтесь о том, чтобы фройляйн фон Зассен немедленно переоделась в сухое платье — вы за это отвечаете! — распорядился он в своей обычной хладнокровной манере и показал на мои замызганные, растрёпанные атласные туфли и вымокшее платье… В лицо он мне больше не смотрел.
Он быстро сел в экипаж и натянул вожжи.
— Возьми меня с собой в долину Доротеи, дядя! — крикнул Дагоберт, который в этот момент вышел из сада в сопровождении бухгалтера, снова надевшего шляпу и пальто.
— Как ты видишь, мест нет, — коротко ответил господин Клаудиус и показал на работников, которые с испуганными лицами взбирались вслед за Экхофом в экипаж — они были из долины.
Повозка рванула с места, и фройляйн Флиднер взяла меня за руку и повела в свою комнату. Шарлотта пошла за нами.
— Вы, однако, и сами промокли, как попавший под дождь котёнок! — сказала она мне, в то время как фройляйн Флиднер искала сухую одежду. — Странно, что дядя это заметил в такой момент, когда его торгашеская душа теряет тысячи!
— Отсюда можно сделать вывод, что у него вовсе не торгашеская душа, — ответила фройляйн Флиднер. Её мягкое лицо было всё ещё бледным от волнения, и сейчас по нему скользнуло горькое выражение. — Я часто вас просила, Шарлотта, не высказывать подобных жёстких и несправедливых суждений в моём присутствии — я просто не могу это выносить.
— Да, но вы молчите и находите совершенно нормальным, когда дядя в вашем присутствии читает мне нотации и в своём ужасном холодном спокойствии обходится со мной не слишком-то снисходительно! — вскричала она. — Был был он почтенный старец, я бы легче это переносила, но моя гордость восстаёт против этого человека с огненными глазами, который воспитывает меня и моего брата не потому, что он опытнее и старше, а потому, что в его руках власть! Он жестоко обращается с нами!
— Это неправда, — решительно возразила фройляйн Флиднер. — Он лишь препятствует наклонностям, которых не может допустить… Если вы действуете как вам заблагорассудится, не считаясь ни с кем, то вы должны терпеть и замечания по этому поводу, Шарлотта… Сегодня снова произошло кое-что, чего вы могли бы не делать. Когда господин Клаудиус был с принцессой в оранжерее, наш домашний столяр снял мерки со всех окон в ваших комнатах — вы заказали жалюзи, сказал он…
— Ну да — я долго терпела избыток солнца на моей несчастной коже, — строптиво перебила её Шарлотта. — На солнечной стороне должны быть ставни…
— Совершенно справедливо; но было бы уместно обсудить это с господином Клаудиусом — это его дом, а деньги, которыми вы собираетесь распорядиться, — его деньги.
— О Боже, однажды придёт время, когда эти цепи перестанут греметь! — воскликнула Шарлотта с возрастающей страстностью.
— Кто знает, не покажутся ли они вам однажды снова желанными, — очень спокойно отозвалась фройляйн Флиднер.
— Вы думаете, милая, добрая Флиднер? — Издевательская насмешка в голосе юной дамы показалась мне просто страшной. — Какое унизительное предсказание!.. Но я имею смелость надеяться и даже ожидать, что судьба уготовила для меня кое-что получше!
