Я посмотрела на стол.
Я помнила кошмары Блэка после побега от Брика. Я помнила шрамы, его злость, когда он выбрался из той тюрьмы — его страх.
Я знала, что отчасти пытаюсь убедить себя, что это нормально — согласиться с систематичным истреблением целого вида.
Конечно, это при условии, что вампиры являлись видом в обычном понимании слова.
Но я также понимала, что это в основном попытки привести все к рациональному виду.
Блэк крепче сжал мою ладонь пальцами.
Когда я подняла взгляд, посмотрев в его полные света глаза, я увидела, что та же самая усталость отражается в его золотых пятнистых радужках, которые я прочувствовала до самых костей.
Я также осознала, что Блэк прав.
Бесполезно говорить с моим дядей об этом.
Бесполезно пытаться урезонить его по поводу чего-либо.
Все ещё глядя на Блэка, я заговорила, и мой голос прозвучал убито.
— Я хочу поехать домой, — сказала я, все ещё глядя в золотые глаза Блэка. — Я хочу, чтобы нам вернули наших друзей, и я хочу поехать домой, дядя Чарльз.
Последовало очередное молчание.
Когда оно затянулось, я повернулась и посмотрела своему дяде в лицо.
Он хмурился, переводя взгляд между мной и Блэком.
Увидев, что я заметила, как он на нас смотрит, он вздохнул и отвёл взгляд. То жёсткое выражение, которое я мельком заметила, исчезло, смытое более искренним, понимающим взглядом.
Однако теперь я знала маски своего дяди.
Я знала, что на самом деле кроется за ними.
По крайней мере, за некоторыми.
— Конечно, — пробормотал он.
Откинувшись в кресле, он сложил руки с длинными пальцами на коленях и улыбнулся нам обоим. Его глаза оставались хищными, оценивающими, пока он смотрел на нас.
— Просто знай, что я говорил серьёзно, Мириам. Тебе в любой момент будут рады, если ты решишь стать частью этого, племянница. Когда бы тебе ни захотелось, и в каком угодно качестве. Тебе будут рады на самых высоких уровнях — вам обоим — как только ты, твой супруг или любые ваши друзья будете готовы.
Я онемело кивнула.
— Идите домой, — посоветовал мой дядя. — Обсудите это между собой. Обсудите со своими друзьями. Подумайте о своих вариантах. Подумайте, чего вы желаете для себя, для дорогих вам людей. Подумайте о том, чего вы хотите для своих детей в будущем.
Он улыбнулся более тёплой улыбкой, и в этот раз она, похоже, достигла его глаз.
— И звони мне в любое время, племянница — вообще в любое. Я всегда найду для тебя время, моя дорогая Мири, в любой момент, когда это понадобится тебе или твоему мужу.
Я вновь кивнула, взглянув на Блэка.
Я не пыталась говорить.
По правде говоря, я едва могла осмыслить его слова — во всяком случае, не сознательной частью мозга, и не в тот момент.
Блэк тоже ничего не сказал.
Он лишь поднялся на ноги, крепко сжимая мою руку в своей.
Я не помню, как мы здесь очутились. Я едва помнила воссоединение со всеми, с кем мы приехали в Вашингтон — со всеми, кто не был вампиром.
Следующий запомнившийся момент, в который я полностью осознавала, где я и кто я, случился, когда я села на заднее сиденье лимузина вместе с Блэком. Я слышала, как завёлся двигатель, и наблюдала, как мы отъезжаем от парковки в Пентагоне.
Мэнни, Лекс, Лоулесс, Ник, Кико и Истон сидели напротив нас.
Рядом со мной сидели Ковбой, Энджел, Фрэнк и Хавьер.
Декс сидел в другом лимузине — то ли впереди нас, то ли позади. Я чувствовала это наряду с проблесками других членов нашей группы — индейских детей, Пса и Девлина, большей части сотрудников Блэка, видящих-иммигрантов.
Никто в нашем автомобиле не произносил ни слова.
Блэк все ещё крепко держал меня за руку.
Я осознала, что мы направляемся в аэропорт, к частному самолёту — хоть я и не помнила, кто мне это сказал или как я об этом узнала.
Я смотрела в окно, во тьму, когда Блэк наклонился ко мне ближе. Он поцеловал меня в висок, затем тихо пробормотал на ухо.
— Прости, что я это упустил, — сказал он, крепче стискивая мою руку. — Я упустил это, Мири. Твой дядя прав. Я должен был это почувствовать.
Я стиснула его руку в ответ, качая головой.
— Не ты это упустил, — пробормотала я в ответ также тихо. — Джем и Мика сказали мне, что твой свет повреждён после Нью-Мехико. Я знала это. Я должна была поговорить с ними о том, насколько иначе все ощущалось.