Вера после Катастрофы - страница 35

Шрифт
Интервал

стр.

В то же время христиане совершенно не поняли метафизический смысл страданий Божьего народа. Их попытка отобрать у Израиля мученический венец страдающего Божьего раба — ужасное преступление в сфере духа. Что такое одна жертва по сравнению с миллионами еврейских жертв? Что такое одно распятие по сравнению с распятием целого народа? Христиане скажут, что на этот раз распят был бог, а евреи — всего лишь люди. Как будто убийство невинного человеческого существа — это меньшее преступление, чем убийство бога! Бог в конце концов вообще не может умереть. Если его убивают, то потому, что он сам предлагает себя в жертву. Бог сам избирает смерть, он знает, что делает. И умирая, он не страдает как бог. Он страдает только как человек, и это муки одного человека. А когда ребенок у входа в газовую камеру говорит своей матери: "Мама, я же был хорошим мальчиком!" — это нечто иное. Это и есть распятие. Другого одиннадцатилетнего мальчика везли в вагоне для скота в Треблинку. Можно было только стоять, прижавшись друг к другу. Люди задыхались. Трупы сползали на пол, и на них наступали еще живые. Мальчик закричал своему отцу: "Папа! Мы идем к маме. Я вижу ее. Эй, откройте двери! Застрелите нас! Пусть уже будет конец всему!" Это тоже распятие в моем понимании. В лагере восьмилетний ребенок сошел с ума, он бегает и кричит: "Я хочу воровать, я хочу грабить, я хочу есть, я хочу быть немцем!" Это тоже распятие. И страдают не боги, а люди, миллионы людей на протяжении всей еврейской истории. Христианская идея о том, что самое страшное преступление человека — убийство бога, — это опаснейшее заблуждение. На самом деле, самый ужасный грех — убийство человека. Замучить одного невинного ребенка — это бесконечно более тяжкое преступление, чем убийство какого бы то ни было бога. Если бы церковь вместо того, чтобы мстить за мнимое богоубийство, старалась бы не допустить убийства людей, в мире было бы гораздо меньше горя. Может быть, удалось бы избежать Освенцима и Треблинки. Но, к сожалению, учение о богоубийстве стало поводом к убийству людей. Жаль того бога, который предстает в таком неприглядном виде!

Бог не может пострадать от вражды к Нему человека. Разве в человеческих силах повредить Богу? Вот Всевышний страдает, оттого что человек делает зло своему ближнему. Он льет слезы из-за страданий Своих рабов, из-за мучений невинных. В молитвах Судного дня сказано, что Бог страдает, отворачиваясь от восставших на Него. Он долготерпелив и страдает вместе с жертвами, которые расплачиваются за Его долготерпение и милосердие. Как же Он должен любить мучеников, если уж терпит Своих врагов! Народ Израиля делит с Богом все трудности, которые Он переживает, пока человечество движется к своей конечной цели. В любой момент истории положение Израиля показывает, в каком состоянии находится человеческий дух. Бог, который руководит людьми "без применения силы", послал в мир Свой народ, лишенный силы и власти. В этом суть конфликта Израиля с миром. Бог сделал евреев пробным камнем христианства. Всевышний испытал Израилем западную цивилизацию, и она не выдержала проверки. Страшный моральный кризис привел западный мир к величайшей мировой трагедии — Катастрофе европейского еврейства.

Свидетель после Катастрофы

Однако оправдывает ли все, сказанное выше, молчание Бога во время Катастрофы? Как уже было отмечено, мы не пытаемся здесь объяснить, а тем более оправдать поведение Бога. Мы хотим показать, что понимает иудаизм под верой независимо от нашего современного опыта. И конечно, вполне обоснован вопрос: можно ли верить после Катастрофы? Мы, современники трагедии, склонны отвечать на него быстро и очень эмоционально. Это нетрудно понять. Мы слишком близки к Катастрофе, чувствуем себя глубоко причастными к событиям недавнего прошлого. Тем не менее важно прежде всего ясно представить себе проблему, постаравшись на время сдержать эмоции. Еврейские радикальные теологи и многие другие, менее изощренные люди, не находят иного ответа, кроме отрицательного. Но они не видят всей глубины проблемы. Ведь под сомнение ставится способ Божьего руководства миром и человеком. В сущности сомнения в справедливости Бога не могут зависеть от количества невинно пострадавших. Разве существенно, сколько было жертв? Те, кто ставит под сомнение справедливость и милосердие Творца из-за страданий шести миллионов, могут задать те же вопросы в связи с муками одного невинного младенца. Проблема веры не зависит от того, исчисляются жертвы миллионами или сотнями тысяч. Эта мысль четко выражена Рамбаном в его труде "Шаар а-гмуль": "Дилемма теодицеи — это дилемма индивидуума… Проблема не станет менее значительной, если пострадавших будет немного. Она не усложнится, если их количество увеличивается. Ведь мы говорим не о человеке… Все дела Его совершенны, все пути Его праведны. Тут невозможны обман и извращения". Трудно оценить значение этого высказывания, поддавшись эмоциям. Как можно сравнить страдания одного человека и множества людей? Кто посмеет поставить на одну доску смерть одного ребенка и гибель полутора миллионов еврейских детей?! Если мы судим деяния человека, то подобные сравнения недопустимы. Тогда имеют смысл утверждения о большей или меньшей несправедливости. Трагедия одного человека несопоставима с мучениями миллионов. Вина убийцы одного человека отлична от вины убийцы многих людей. Нет более ужасного преступления, чем планомерное уничтожение нацистами евреев. Но когда речь заходит о деяниях совершенного Бога, мы сталкиваемся с абсолютными категориями. Страдания одного невинного так же непостижимы, как страдания миллионов. Разницы нет не потому, что страдания миллионов значат так мало, а потому, что абсолютно справедливый Бог не может быть "чуточку" несправедливым. В сфере абсолютного мельчайшая несправедливость становится абсолютной. Бесконечно милосердный Бог не может иногда проявлять безразличие. Безразличие Бесконечного — это бесконечное безразличие. Так Элиша бен Абуя потерял веру, столкнувшись со страданиями одного невинного. Альбер Камю в своем романе "Чума" касается этой проблемы. Он описывает священника, славящего Бога, пославшего кару на город грешников. Но его вторая проповедь — признание неразрешимости проблемы теодицеи. Что же произошло между двумя проповедями? Священник стал свидетелем мучений одного умирающего от чумы ребенка. Этого было достаточно, чтобы человек совершенно изменился. В конце концов священник умер, не вынеся душевных мук.


стр.

Похожие книги