Предупреждение
о взятке относится к категории хуким — непостижимых человеческим разумом
законов Торы, а не мишпатим — тех, которые в той или иной мере
доступны нашему разумению. Тора не запрещает человеку принимать алахические решения для самого себя, например, по
поводу трефного или кашерного мяса, даже если он очень беден и от этого мяса
зависит многое в его жизни, или по поводу квасного, находившегося в его
владении в дни праздника песах, и даже на очень большую сумму; и если он
разрешает то или другое к употреблению, и какой-то интриган станет вдруг
подвергать сомнению его решение, говоря, что оно было продиктовано
материальными соображениями, то этим он преступает запрет оспаривать решения
своего рава (если речь идет о раве). Мы уверены в наших мудрецах и верим, что
они выше подобных слабостей, и подозревать их могут только люди неумные,
неспособные понять возвышенную, озаренную разумом душу.
Также
и в том, что касается суда между человеком и его ближним, Тора отстранила от
судейства только судью, получившего взятку в период суда. Что
же касается людей, с которыми судью связывают отношения любви или ненависти, то
из любящих запрещены только шушвин (человек, с которым возникли близкие
отношения на свадьбе) в дни свадебного пира, а из ненавидящих — только тот, с
кем не разговаривал из-за вражды три дня (последнее — по мнению некоторых алахических авторитетов, приводимому Рамо в Хошен мишпат 7:7). И хотя существует у
человека совершенно очевидная естественная склонность действовать в пользу тех,
кого он любит, и в ущерб тем, кого ненавидит, — нет здесь особых сил нечистоты,
связанных со взяткой, и в таких случаях Тора оказывает
полное доверие судье — мудрецу Торы и ждет от него, что он сумеет свершить
справедливый суд, и не склонится его сердце вслед за его естественными
побуждениями, ибо стремление к истине стало уже его второй природой, а истина —
путеводной звездой, и праведность его будет залогом справедливого суда.
Более
того; сказали наши мудрецы, что в случаях, когда промедление грозит
материальным ущербом, человек может взять исполнение закона в свои руки, и не
опасались в этой ситуации «искривления суда» с его стороны. И еще сказали в
Талмуде (Бава батра 58б):
судья, которого самого вызывают в суд по имущественной тяжбе и судебным
решением изымают у него спорное имущество, — это не судья (считая, по-видимому,
что он сам должен был принять верное решение и уступить не свое без суда; Раши
даже называет его там «грабителем», который из-за своей любви к имуществу,
возможно, однажды возьмет взятку. Прим. перев), и этого судью не оправдывают тем, что им
двигала естественная личная заинтересованность…
Правда, выше мы отмечали, что царь и первосвященник отстранены
от принятия решения о добавлении месяца к истекающему году, и процесс
обсуждения и принятия такого решения тоже называется судом, как это мы находим
в Талмуде (Рош а-шана 25б)
(хотя в Торе говорится только об освящении месяца судом, когда решается вопрос
о добавлении к истекающему месяцу одного дня, но те же законы
относятся и к удлинению года). Эти предосторожности — часть того, что мы делаем
во имя исполнения заповеди остерегаться взятки; сюда же относятся запреты
мудрецов и запреты со стороны мидат
хасидут (дополнительные
ограничения дляхасидим, как называют на языке Мишны и Талмуда людей,
ведущих себя по особо строгим законам высшей праведности). А то, что говорили
р. Ишмаэль бар раби Йосе и р. Ишмаэль бар Элиша, что они ощущали внутреннее
сближение с «дарителем», то это — естественное чувство сближения, проистекающее
из личного интереса. И у людей, великих в Торе, природные их черты тоже
выражены сильнее, чем у других, соответственно их могучему интеллекту, чтобы
утяжелить для них испытания и восстановить равновесие на весах свободы выбора,
ибо в постоянном и неизменном сохранении этой свободы состоит тайна сотворения
человека. И возможно, что сама мидат
хасидут тоже подвластна этой
тайне творения, и если дана обыкновенной взятке сила ослеплять, то такая же
сила дана и взятке, получаемой в нарушение ограничений из области
