[
смиха — «возложение рук», которого
удостаивались от выдающихся мудрецов достойнейшие из их учеников, см.
Бемидбар 28:23 и Раши там], но не было в их дни
равных им в Торе, как сказано: когда умер бен Азай, не стало усердствующих в Торе (
Сота 49а).
Прим. перев).
В трех местах в Талмуде мы видим, как величайшие мудрецы Торы провозглашают:
«вот я, как бен Азай» (
Эрувин 29а;
Сота 45а;
Кидушин 20а), и всякий раз ученики используют
этот момент, когда их учитель пребывает в состоянии особого духовного подъема и
просветления, чтобы задать ему вопросы из
алахи.
Учим мы из этого, что всюду, где говорится о величии бен Азая, не раскрывая, в
чем оно, речь идет о его величии в
алахе. В первом из
трех указанных мест в Талмуде Рава, сравнивая себя с Бен Азаем, заявляет о себе
как о специалисте по законам
эрува («смешения владений» — из
постановлений мудрецов, обеспечивающих возможность переноса вещей между владениями
в субботу), и его спросили о яблоках (сколько их нужно взять в качестве еды для
трапезы, хранящейся в одном из владений в соответствии с этими законами);
а во втором из указанных мест Абайе заявляет о себе как о специалисте по
законам
эгла аруфа («телица с переломленным затылком», см.
Дварим гл. 21), и его спросили о случае,
когда найдены двое убитых, лежащих один поверх другого. Наконец, в трактате
Бхорот 58а в связи со спором в Мишне о дате
Нового года для отделения десятины скота, когда бен Азай предлагает
практическое решение вопроса, удовлетворяющее мнению обеих сторон в споре,
Гемара спрашивает: почему же бен Азай не присоединяется ни к одной из этих
сторон? Невозможно допустить, что он не был в состоянии
постичь доводы каждой из спорящих сторон, чтобы установить
алаху согласно одной из них, ведь он сам
заявил о себе: «все мудрецы Израиля против меня подобны чесночной шелухе, кроме
того лысого» (Раши доказывает, что бен Азай имел в виду раби Акиву; Тосафот
оспаривают это мнение). Из самого вопроса Гемары следует, что бен Азай
понимал под мудростью Торы знание
алахи,
и это обязывало его самого знать законы отделения десятины скота.
(Надо иметь в виду также, что в атмосфере любви и братства,
царившей между мудрецами Торы, подобные высказывания не являлись, не дай Б-г,
выражением гордости или намерения кого-либо обидеть. Так,
Шира а-кадош в комментарии на трактат Швуот объясняет, что бен Азай сравнивает
себя с чесноком, а не с каким-либо другим плодом, из-за своего качества харифут — «остроты»; кожуре, с которой он
сравнивает остальных мудрецов, острота не свойственна, зато она защищает и
сохраняет плод, и без нее он ничего не стоит. Рама (р. Менахем-Азария) из Пано
пишет, что бен Азай намекает этим сравнением, что так же, как кожура защищает
плод от вредителей, мудрецы защищают Тору от цдуким и других отступников; что же касается
р. Акивы (Рама из Пано считает, как и Раши, что именно его имел в виду бен
Азай), то он назван «лысым», ибо сила его Торы столь велика, что не нуждается в
«кожуре» для своей защиты. Прим. перев)
Талмуд
рассказывает о величии и мудрости раби Акивы. Когда наш учитель Моше поднялся
на гору Синай получать Тору, он увидел, что Святой, будь Он благословен,
добавляет коронки к буквам Торы. И в ответ на вопрос Моше, для чего нужны эти
коронки, он ответил: «Есть у Меня один человек, который будет жить через много
поколений, по имени Акива бен Йосеф, и он будет выводить из каждой детали, из
каждой черточки множество алахот» (Менахот 29б). А в другом месте Талмуда наши
мудрецы связали величие и мудрость раби Акивы с его обширными познаниями в
области строгих и важных законов негаим (см. выше) и оалот(нечистоты в шатре). Когда раби
Акива вмешался в дискуссию по агаде,
ему сказали: ступай и толкуй законынегаим и оалот,
и объясняет там Раши: в этих важных и строгих законах ты — большой специалист,
но вагаде ты не столь
велик (Сангедрин 67б).
22
Духовные
высоты и добрые дела, когда они соединяются в одном человеке, то они взамен
прежнего имени (или прозвища), говорящего о его занятиях, наделяют его особым
званием, —
