Альбина Андреевна со вздохом сбросила звонок сына. У него, видимо, начался просмотр одной из квартир, и возникли вопросы. Зазвонил телефон у Кита, но он не сбросил звонок, а тут же нырнул вместе с мобильником в коридорчик. Все эти детали Алексей впоследствии напряженно вспоминал: кто как себя вел?
Таисия беспомощно оглянулась: присесть было некуда.
– Вы уж сами, – сказала она, как и давеча Алексей.
Конверт с восемью миллионами заклеивала сидевшая ближе всех Терентьева. Она же на глазах у семерых человек, все уставшие, взмокшие, измученные ожиданием и затянувшейся процедурой пересчета миллионов написала на конверте, по ленте, которой запечатали «бандероль»: восемь миллионов рублей.
Таисия, нагнувшись, неловко поставила свой безликий крючок. Вернулся Маврушкин:
– Уже заклеили? Леха, ты видел, что в конверте деньги? Тебе я доверяю, потому что ты бывший мент, – хохотнул Кит.
– Как мент?! – взвился Верещагин.
– Я раньше служил в органах, – внимательно посмотрел на него Алексей.
– Наркотиками, что ли, занимались? – криво усмехнулся Макар Верещагин.
– Почему сразу наркотиками? Я сыщик. Уголовка, – невозмутимо сказал Леонидов.
Верещагины, мать и сын, аж позеленели. А «розовая кофта» стала пунцовой, лицо одетой в нее дамы. Алексей поймал уничтожающий взгляд Верещагина, брошенный на риелтора: «Почему я этого не знал?!»
В переговорной возникло смятение. Все вдруг еще больше занервничали.
– Какая разница, кто где работал? – Альбина Андреевна поднялась.
Алексей видел, как ей не терпится выйти. Она должна была поговорить с сыном, но не могла обсуждать подробности новой сделки при посторонних, тем более, при трех риелторах. Все они были Альбине Андреевне конкурентами, даже очаровательная Юленька.
– Идем закладывать ячейку? – сунулась Терентьева.
– Нет, сначала в кассу, – Альбина Андреевна бросила на нее уничижающий взгляд. – Вы, дорогуша, позабыли, что надо еще ипотечные деньги получить. А ведь это ваш клиент.
Терентьева вспыхнула от досады. Еще бы! Ее ведь уличили в непрофессионализме. Алексею она нравилась все меньше. Он отметил одутловатое лицо, мешки под глазами, подрагивающие руки. И сделал вывод: «И в самом деле пьет. Держится пока, но по ее жестам видно, как ей не терпится выпить. А для этого надо поскорее отсюда выйти».
Народу в кассу тоже было полно. В эти мартовские дни в основном и шли в кассу да в депозитарий. Покупали и продавали валюту, забирали деньги и ценности из ячеек, в зависимости от того, кто и как понимал сложившуюся ситуацию.
«Хорошо, что Саши со мной нет», – подумал Алексей. «Она бы все это не выдержала».
Он заметил, что больше всех психует Кит, который не расставался с мобильником. Маврушкин то и дело куда-то исчезал.
– А нельзя их поторопить? – сунулся он, было, к Юле.
– А что тут поделаешь? – она ослепительно улыбнулась. – В порядке очереди. Не у нас одних сделка.
Алексей присел на диванчик и прикрыл глаза. Надо дождаться своей очереди в кассу. Время тянулось томительно. Он постарался думать о приятном: о вечере, который проведет с женой, с юмором пересказывая ей события сегодняшнего дня и в лицах изображая участников сделки.
Женщина, зависшая в кассе, придирчиво проверяла купюры по сто долларов, чуть ли не обнюхивала их, одну настойчиво попросила поменять. Кассирша встала и куда-то ушла.
– О, господи! – не выдержала Трухина. – Да когда же, наконец, мы туда войдем?!
Но все когда-нибудь кончается. На табло загорелся их номер, и Терентьева вскочила:
– Идемте в кассу!
Алексей зашел туда вместе с Трухиными и все с той же Терентьевой. В их присутствии пересчитал оставшиеся миллион четыреста и запечатал конверт. Сумму на нем накарябала Терентьева, нервно зачем-то встряхивая шариковую ручку. Конверт положили в полиэтиленовый пакет с эмблемой известной сети супермаркетов и сунули его Мишане Трухину, подержать.
Это подержать вылилось в то, что Трухин так и таскался по банку с пакетом, в котором лежали пачки денег. Наконец, добрались до оформления ячеек и там застряли так надолго, что Алексей понял: день потерян.
Через три часа после того, как Леонидов со своей риелторшей вошел в банк, все участники сделки с недвижимостью были похожи на блюда с киселем. Особенно неаппетитно выглядела «розовая кофта», которая и впрямь напоминала теперь студенистую массу. «Ой, ну когда же, наконец?» – было написано на ее круглом как блин лице.
