Лежала на спине, глядя в переплетение лопастей, она видела белые лица матери и отца всего лишь в метре над собой.
— Линда! — Мать уже начала перелезать через край проема двери.
— Снарк, — крикнула Линда. — Немедленное уклонение. Принять все необходимые меры для защиты пассажиров.
Снарк услышал ее. Его прожекторы погасли, турбины мгновенно набрали полные обороты, и он взмыл в небо, раскачиваясь из стороны в сторону.
Крик Лэрда:
— Огонь! Огонь! Остановите их!
Трассирующие пули рвали вертолет, отскакивали от его обшивки и со свистом уносились прочь от винтов.
Своим сверхъестественным зрением Линда увидела, как ее мать отступила от открытой двери, как бронированная дверь захлопнулась. — «Снарк» предпринял шаги, чтобы защитить свой человеческий груз.
Через несколько секунд вертолет исчез в туманном ночном небе, а она лежала на спине беспомощная, вдыхая запах влажной теплой травы, сгоревшего топлива и крови, а из темноты выбегали фигуры, останавливаясь над ней.
— Убить ее, сэр?
— Не говори глупостей.
— Мы должны смотреть фактам в лицо, Билл, мы не можем делать вид, что ничего не происходит…
— Не учи меня делать дела. Пусть ее залатают и сделают это как следует. Возможны расспросы.
— Билл…
— Это еще не конец. Все можно исправить.
— Вильям…
Серый человек вздрогнул, и Линда увидела лицо, вторгшееся в сужающийся круг ее сознания, лицо серой женщины; она стояла рядом с Лэрдом, ее длинные седые волосы были спутаны, в руке она держала пистолет с глушителем. Вот кто стрелял в нее, поняла Линда, после того, как Лэрд приказал всем не стрелять. И все потому что у Линды не хватило времени, не хватило воли убить ее первой.
— Но почему ты стреляла в нее, ведь ты должна была убить ее отца и мать? — Рявкнул Лэрд.
— Я не собиралась убивать ее, Уильям. Я намеревалась оставить ее здесь.
Появился, шатаясь, перепачканный, пришедший в себя пилот вертолета, его лицо исказилось от ярости:
— Ты оставила ей лазейку! Она…
— Заткнись, — сказал пилоту Лэрд, свирепо глядя на женщину:
— Надь был близок к успеху, но он еще не закончил. Как ты могла быть такой беспечной?
— Мы не можем просто стереть ее, Уильям. Она могла бы стать величайшей из нас.
— Достаточно! Она сопротивляется нашей власти. Она всегда сопротивлялась. Посмотри на нее … Это катастрофа.
— Она еще ребенок. Когда она осознает истину, она все поймет.
— Сопротивляться нам — значит сопротивляться знанию.
— Вильям…
— Достаточно. Разговор окончен. — Он посмотрел на Линду сверху вниз таким жестоким взглядом, которого она не видела раньше, на его суровом лице. — Посмотри, ведь это просто кусок бездуховного мяса. Мы упрячем ее куда-нибудь, где ее не найдут. А затем начнем все сначала.
На этот раз, когда она проснулась, рядом с ней никого не было. Она лежала одна в темной каюте, ее сердце бешено колотилось, она изо всех сил пыталась вспомнить, что ей только что снилось.
Стройный белый корабль, украшенный голубой диагональной лентой с Золотой Звездой Комитета Комического Контроля, стремительно приближался к Марсу. Корабль падал хвостом вперед к Марсу. Его термоядерный факел был потушен и торможение осуществлялось химическими двигателями с постоянным замедлением в один G.
Защищенный от космического излучения на всех длинах волн, корпус корабля не имел окон, открывающихся во вселенную. Молодая женщина стояла перед огромным видеоэкраном в кают-компании, наблюдая как за кормой черный Фобос (луна длиной всего в двадцать семь километров) скользил по бледно-оранжевому диску Марса, видимый на фоне планеты, находящейся всего в шести тысячах километров отсюда.
Фобос — бугристая, грязная картофелина толщиной девятнадцать километров, покрытая параллельными царапинами.
Женщина, наблюдавшая за Фобосом — Спарта (так называла себя она, это было тайным именем, тайным для всех, кроме нее самой), для большинства людей она была известна как Эллен Трой — инспектор Трой из Комитета Комического Контроля. Настоящим ее именем было — Линда Надь, большинство людей знавших ее настоящее имя хотели убить ее.
Для всех Эллен Трой казалась молодой, красивой, умной, загадочно одаренной, удивительно удачливой. И она действительно была могущественной сверх обычного понимания. Но себя она ощущала хрупкой девочкой с искалеченной психикой, без родных и близких, чья человеческая природа была исковеркана.
