Зато здесь присутствовал другой человек, которого я настолько хорошо знал, что однажды целенаправленно всадил в него сразу две пули. И хотя задним числом трибунал меня оправдал, отпущение мирского суда еще не означает прощения в глазах пострадавшего от твоей руки человека.
Кто-то на его месте обиделся бы на это до конца жизни и, быть может, при случае попытался ответить тем же. Но, к счастью или, может быть, к сожалению, Дмитрий Осипов — не тот человек, чтобы лелеять месть. Он не станет караулить в подворотне, чтобы потом пустить пулю в спину. И хотя я не могу сказать, что он меня полностью простил, но отношения у нас сложились ровные. Во всяком случае, при мне он ни разу не вспомнил тот эпизод со стрельбой. А я напоминать не старался.
Единственное, о чем я сожалел, так это о том, что из его глаз ушел тот мальчишеский свет веры, который так поразил меня при первой встрече… Но, должно быть, это моя судьба — сколь бы благую цель я ни преследовал, каждый мой шаг неизбежно влечет за собой зло.
Я кивнул, дождался ответного кивка от Осипова и подчеркнуто-равнодушного взгляда от его коллег. И вошел в здание. Охранник на посту пропустил меня без долгих рассусоливаний. Просто махнул рукой, даже не поинтересовавшись насчет оружия. Впрочем, у меня его и не было. Кроме, Конечно, неизменного кинжала в потайных ножнах на боку.
Только его на посту я бы все равно не оставил.
Поднимаясь на третий этаж, я чуть посторонился, пропуская бредущего мимо человека с пустыми глазами, пистолетом на поясе и с пластиковой бутылкой в руке. На дне бутылки тяжело болтались грамм триста мутноватой жидкости.
Я покачал головой.
Пьянство на посту. Согласен, среди армейских чинов это является чуть ли не обычным делом. Но чтобы у нас… Совсем уже распустились наши штабные крысы. Подождать бы, когда ты проспишься, парень, да отправить в дальний патруль за периметр. Навек зарекся бы пить… если бы живым вышел.
В общем-то меня это, конечно, не касается. Но признак нехороший. Раньше такого не было.
И куда только шеф смотрит?..
Я толкнул негромко скрипнувшую дверь. Сидевшая за столом диспетчера Маринка подняла голову.
— Привет, Алексей. А шефа сегодня нет…
— То есть почему?..
Я нахмурился, одновременно пытаясь улыбнуться. Должно быть, получилось весьма потешно, потому что Маринка, прикрывшись ладошкой, хихикнула. Но тут же посерьезнела.
— Он в больнице. Рана опять открылась. Сегодня ночью к нему «скорую» вызывали.
— А там кто? — Я мотнул головой в сторону украшенной медной табличкой двери.
— Никого… — На столе громко затренькал телефон, и Маринка тут же сняла трубку. — Алло? Я слушаю…
На всякий случай я все же подергал дверную ручку. Действительно заперто. Ну и ладно, мне торопиться некуда. Зайду в следующий раз. Одно обидно: полтора часа по этой жаре — и все зря…
Маринка, плечиком прижимая к уху телефонную трубку, что-то торопливо чиркала в блокнотике. Карандаш летал как заведенный. Я аж залюбовался.
— На пересечении Туруханской и Люблинской… Стая оборотней… Четырнадцать особей… Дневная лежка… Да… Да, обязательно передам… Извини, Тема, машины нет… Все понимаю, но помочь ничем не могу… — Карандаш продолжал танцевать в тонких изящных пальцах. — Хорошо, я сброшу заявку, и как только кто-нибудь освободится…
Я кивнул своим мыслям. Нечисть не ждет, когда мы будем готовы. Несмотря ни на что, Управление не прекращает работу. С фронтов продолжает поступать информация. Где-то там, среди заполненных мертвящей тишиной улиц, выслеживают врага мои друзья и коллеги.
Четырнадцать оборотней… Ох и веселье там намечается.
По ответным репликам Маринки домысливая сложившуюся в старом городе ситуацию, я снова, наверное, уже в десятый раз только за сегодняшний день пожалел, что за моими плечами больше нет привычной тяжести меча.
— Попробуйте выйти на Новороссийскую. Там сейчас работает тройка Грязнова. Я предупрежу их…
Я аккуратно прикрыл за собой дверь.
Наверное, следовало бы заглянуть в соседний кабинет. Но встречаться с Хабибуллиным и тем более выслушивать язвительные комментарии Пащенко мне сейчас как-то не хотелось. Обойдутся они и без моего присутствия.
