Девица Дама – милая, полная грации, шестнадцати лет.
Девица Монсож – прекраснейшие глаза в мире, но черная, ладная, пятнадцати лет.
Девица Конфлян – довольно милая, очень умная, с жалом, пятнадцати лет».
Почтенный Люсьен Перей добавляет в примечании к словам Елены, что девица де Конфлян, впоследствии маркиза де Куаньи, одна из наиболее остроумных женщин при дворе Людовика XVI, и недаром Елена Масальская говорит, рисуя портрет – не кистью, а словами – своей школьной подруги и товарки по аптеке, поясняет, что та была с жалом.
Выше наша героиня сказала, что их было шесть подруг, исполнявших «послушание» в аптеке. Шестою и была сестра той, у которой имелось «жало», ядовитый язычок, и которая услаждала этим язычком двор Людовика XVI и его самого, пока гильотина не положила конец этим услаждениям. Эта шестая была – девица де Водрейль, сестра предыдущей, желавшая подражать сестре, но не обладавшая ее остроумием.
Но тут готовилось нечто неожиданное и непредвиденное, особенно после таких блестящих именин госпожи Рошшуар, которые справлялись 15 августа 1777 года.
«Однажды утром, – пишет наша четырнадцатилетняя героиня, – Рошшуар сказала мне:
– Елена, приходите ко мне в шесть часов, я имею поговорить с вами.
По ее приказу я пришла к ней, но она сказала мне:
– Милый друг, я очень расстроена, я не могу говорить с вами, моя голова горит, и я чувствую лихорадочное состояние… поэтому уходите, я хочу лечь.
Я воротилась в аптеку, – говорит Елена. – Когда я там сказала, что нашла Рошшуар больною, чего с нею прежде никогда не случалось, госпожа де Феррьер и госпожа де Коссэ, вторая и третья аптекарши, тотчас же поспешили к ней. Госпожа де Феррьер воротилась к нам и сказала, что она нашла Рошшуар в сильной лихорадке. Мы пришли в ужас. Войдя в столовую, мы принесли эту новость в класс, и смущение охватило всех. После ужина сестра Леонард, которая служила госпоже Рошшуар, пришла и тоже сказала, что почему-то Рошшуар не звала ее. Все пошли спать опечаленные. На другой день, когда мы сошли в классы, нам сказали, что лихорадка усилилась вдвое, и Рошшуар должны отнести в больницу. Мы ударились в слезы. Госпожа Шуазель, девицы Конфлян, я и некоторые другие, мы впали в страшную горесть. После полудня прибыла герцогиня Мортмар и привела докторов Бувар и Лорри. В тот же вечер Рошшуар впала в беспамятство и бред, который не покидал ее до самой смерти.
Такая молодая! Каких-нибудь тридцать с небольшим лет и вдруг! С чего?.. Как? Так внезапно… Непостижимо… Расстроилась, рассердилась, огорчилась, чем? „Je suis bien fachee” – чем, как?
Между тем, – говорит Елена, – учителей отпустили, мы не играли ни в какие игры, полное отчаяние! Каждый час одна из воспитанниц ходила в больницу наведаться, что там. Настоятельница все дни сама ходила взглянуть на нее. Пришли герцог Мортмар и его брат. Герцогиня Мортмар проводила дни и ночи у ее ложа. Девица Мортмар казалась печальною, но менее огорченною, менее убитою, чем мы. Вероятно, ее тетка никогда сильно не любила ее. Наконец, после одиннадцати дней горячки врачи объявили, что ей уже не встать, и что следует ее приобщить Святых Тайн в первый момент, что она придет в себя.
На другой день, двенадцатый день болезни, к утру, она, казалось, пришла в сознание. Ее спросили с осторожностью, не желает ли она причаститься. Она сделала утвердительный знак. Ее причастили, и хотя при подобных церемониях воспитанницы обыкновенно находились в коридорах больницы, но так как опасались, что наши вопли могут быть услышаны в комнате больной, и что иные из нас могут стараться ее видеть, то нас на это время и провели на хоры.
Ночью наступила агония, и в аббатстве совсем не звонили в колокол, как всегда обыкновенно звонили в такие минуты, и это отчасти для того, чтобы не разбудить воспитанниц, чтоб не тревожить Сент-Дельфин (сестру умирающей), которая находилась в состоянии оцепенения с того момента, как она увидела, что болезнь ее сестры ожидает смертельный исход; она не отходила ни на шаг от ее постели. Но после того, как больную причастили, герцогиня Морт-мар (мать Рошшуар и ее сестры Сент-Дельфин) тихонько переговорила с начальницей и сказала Сент-Дельфин, что умоляет ее не проводить ночи в больнице. Настоятельница подтвердила, что она требует этого от Сент-Дельфин, и сказала, что сама не оставит больной. Тогда Сент-Дельфин отвели в аптеку, где мы все, которые там отбывали свое «послушание», всю ночь проводили в слезах.
