По окончании трех месяцев, которые Сент-Анж провела на искусе, ее мать приходит однажды к настоятельнице и говорит, что искус ее дочери кончился, и она просит ее возвратить. Так и ушла Сент-Анж из монастыря к великому огорчению всей обители, которая очень сожалела об ней. Но спустя несколько дней госпожа де Сент-Анж написала настоятельнице, прося у нее прощения за ложь, которую она сделала. Она ввела в монастырь своего сына вместо своей дочери, потому что этот молодой человек имел несчастье убить на дуэли своего противника, и она позволила ему одеться в платье сестры и поместила в аббатстве о-Буа, не находя другого средства укрыть его от строгости за-конов.
Настоятельница отвечала ей, что так как дело уже сделано, то она рада, что то средство спасло жизнь человеку, о котором она составила хорошее мнение за время его пребывания у нее».
Значит, молодой зубастый волк, убивший на дуэли противника, пробыв в овчарне три месяца, не зарезал ни одной овечки, счастливо сошло. Неудивительно, что у этого волка в овечьей шкуре замечали ухватки мушкетера!
* * *
Однако веселое «communaute» не было последним «послушанием» для нашей героини. Ее ждала монастырская библиотека.
«Наконец, – пишет она, – меня назначили в библиотеку, к вящему удовлетворению госпожи Мортмар. Я спокойно сидела в кухне и читала, когда пришли сказать, что меня назначили в библиотеку. Я быстро побежала искать госпожу Сент-Дельфин. Едва только она увидела меня, как сказала:
– Наконец, вы догоняете меня. Надеюсь, что мы вместе станем проводить нашу жизнь.
Действительно, – говорит Елена, – я совсем не покидала ее. Она почти всегда была у сестры, и я с нею. А сестра Сент-Дельфин, урожденной Мортмар, была покровительница нашей героини и умница – Рошшуар.
Я, – продолжает Елена, – проводила утро в исполнении для нее комиссии. Я обыкновенно шла к ней тотчас после того, как госпожа де Рошшуар появлялась утром в классе.
Она исполняла „приму”, но для нее тяжело было подниматься так рано (в семь часов), и она не думала вставать. Тогда я входила и говорила ей: „Восемь часов с половиною, мадам”.
– Ах, боже мой! Это невозможно – я не могу вам верить.
Несколько раз госпожа де Рошшуар входила в ее келью, выходя из класса и говоря ей: „Сестра, стыдно для монахини все еще быть в постели”.
– Ах, – отвечала Сент-Дельфин, – я не давала обета совсем не спать.
Тогда Рошшуар говорила:
– Пойдемте, Елена, заставьте встать мою сестру.
Я звала сестру Леонард, и мы почти насильно ее одевали. Когда все было готово, я говорила ей: „Мадам, вы ничего не забыли?”
– Нет, на этот день ничего.
А едва мы являлись в библиотеку, как она уже говорила:
– Елена, я забыла свой платок.
Я бегу искать платок, потом книгу, потом еще что-нибудь: она заставляла меня бегать все утро. Но я так ее любила, что это для меня ничего не стоило», – заключает наша героиня.
Глава восьмая. Нечто очень печальное…
Продолжаем извлекать из «мемуаров» нашей героини все наиболее существенное, тем более что они скоро будут кончены.
«Мой союз с Шуазель, – говорит Елена, – укреплялся все сильнее со дня на день. Все у нас было общее: наши книги, наши игрушки, у нас был общий ключ от наших ящиков и даже от наших чернильниц.
В это время девица де Леви однажды в классе очень громко укоряла Шуазель, будто ее мать посажена в тюрьму за то, что любила комедианта.
Шуазель, хотя была сильно оскорблена, со спокойным видом сказала: „Нет. Моя мать в провинции, потому что ей так нравится, это дело ее вкуса. Но если бы то, что вы говорите, было справедливо, то это не делало бы вам чести – просвещать меня на этот счет”.
Весь класс был чрезвычайно раздражен против Леви. Все девицы говорили ей, что это бесчестно, что подобными вещами не укоряют, что они в отчаянии оттого, что произошло в их классе, и что они пойдут просить как милости, чтобы ее перевели в „голубой” класс, для ее же собственной чести.
Тогда Леви отыскала Шуазель, которая находилась в классе где-то в углу, то, имея низкую душу, упала перед ней на колени и просила ее не повторять этой истории. Тогда весь класс последовал за ней, и все на нее „укали”. Шуазель громко ответила:
