— Полагаю, ты намекаешь, что в этом моя вина, — горько вставил Джордж.
— Да! — она всхлипнула и обессиленно оперлась о перила.
— А вот и нет, я как раз спасаю мать от катастрофы.
Фанни бросила на него взгляд усталого отчаяния, затем обошла его и побрела к своей двери. Там задержалась и кивнула племяннику.
— Что еще?
— Подойди сюда на минуточку.
— Зачем? — нетерпеливо спросил он.
— Надо кое-что тебе сказать.
— Да ради бога, говори! Никто не подслушивает. — Однако она кивнула ему еще раз и он, изрядно обеспокоившись, подошел: — Ну, что?
— Джордж, — прошептала она, — мне надо кое-что сказать тебе. На твоем месте я бы оставила маму в покое.
— О господи! — простонал он. — Я же делаю это для нее, я на ее стороне!
Фанни почти успокоилась и уже могла контролировать свой плач. Она чуть покачала головой.
— На твоем месте я бы не вмешивалась. По-моему, она не очень здорова, Джордж.
— Она! Да я в жизни не видел никого здоровее!
— Нет. Она просто молчит об этом, но регулярно ходит к врачу.
— Женщины любят таскаться по докторам.
— Нет. Она ходит к нему, потому что так надо.
Джордж не придал этому значения:
— Пустяки, она давным-давно со мной об этом говорила: что-то насчет семейных заболеваний. Сказала, что и у деда тоже что-то в этом роде, но ты только посмотри на него! Явно ничего серьезного! Но ты ведешь себя так, словно я поступил чудовищно, отправив этого человека восвояси, и как будто я не защищаю свою маму, а намеренно врежу ей. Это же бред! Ты сама мне рассказала, как всякая рвань перемывает ей косточки, а как только я встал на защиту, накинулась на меня!
— Тсс! — остановила его Фанни, положив свою руку на его. — Твой дядя идет.
Было слышно, как открылась библиотека, а через пару секунд захлопнулась входная дверь.
Джордж поднялся повыше и застыл, прислушиваясь, но больше не раздалось ни звука.
Фанни очень тихо окликнула его, а когда он посмотрел, отрицательно покачала головой.
— Не ходи к ней, — прошептала она. — Она внизу одна. Не спускайся. Дай ей время подумать.
Бледная и напуганная, она подошла к нему и встала рядом, и они оба начали прислушиваться к тому, что происходит на первом этаже. Было тихо, эта зловещая тишина тянулась и тянулась; двое, как околдованные, стояли, не в силах пошевелиться; молчание женщины внизу, в большой, темной библиотеке, там, где мертвый Уилбур смотрел из новенькой сияющей сквозь сумрак серебряной рамки, удерживало Джорджа сильнее всяких слов.
Над замершими на странном посту тетей и племянником был витраж, и пробивающийся сквозь него свет падал на площадку и первые ступени лестницы. Созданные каким-то ремесленником в восьмидесятые годы фигурки в синих и янтарных одеждах олицетворяли Любовь, Непорочность и Красоту, и эти Любовь, Непорочность и Красота в тот час виделись более живыми, чем неподвижные люди, на которых сквозь витраж лились пестрые лучи заходящего солнца. С наступлением сумерек цвета потускнели.
Сдерживаемое покашливание Фанни Минафер нарушило тишину, и женщина, с верным платочком в руке, бесшумно скрылась в своей одинокой спальне. Джордж слепо посмотрел вокруг, на цыпочках пересек коридор и вошел к себе в полутемную комнату. Сам не понимая зачем, он двигался как можно тише. Он прошел к окну и тяжело опустился на стул. Ему почти не было видно улицу — только сгущающиеся сумерки да стену ближайшего нового дома. Ночью он не сомкнул глаз и ничего не ел со вчерашнего обеда, но не чувствовал ни сонливости, ни голода. Внутри росла решимость, не дающая заснуть, и он широко распахнутыми глазами с горечью смотрел во тьму за окном.
Уже совсем стемнело, когда за спиной послышались шаги. Кто-то встал на колени позади него, две руки с любовью обвили ему талию, а к плечу прижалась нежная головка. Он вдохнул аромат яблочного цвета.
— Милый, не переживай, — прошептала мама.
