Чтоб до различных искусств дошел в размышлениях опыт
Мало-помалу... '°
Ведь здесь речь идет именно о том методе открытия, на который способны сами животные и к которому они часто прибегают, т. е. о внимательнейшем интересе к какой-то одной вещи и о постоянном упражнении с ней, к которому этих животных неизбежно побуждает инстинкт самосохранения. Цицерон правильно заметил: "Постоянное занятие одним делом очень часто побеждает и природу, и искусство" ". Поэтому если о людях говорят:
...труд же упорный,
Все победил, да нужда, что гнетет в обстоятельствах жестких ",
то подобным же образом можно спросить о животных:
Кто научил попугая говорить (здравствуйте) ? "
Кто научил ворона в засуху бросать камушки в дупло дерева, на дне которого он заметил воду, чтобы таким образом он мог дотянуться до нее клювом, когда она поднимется? Кто показал пчелам путь, которым они всегда летят по воздуху на покрытые цветами луга, хотя эти луга иногда и очень далеко отстоят от их ульев, а потом возвращаются вновь в свои ульи? Кто научил муравья, прежде чем положить в свой муравейник зерна, обгрызать их, чтобы они не проросли и не сделали напрасным весь его труд? Таким образом, если мы обратим внимание в приведенном выше стихе Вергилия на глагол extundere (выковать), который указывает на трудность предприятия, и наречие paulatim (постепенно), которое указывает на медлительность этого процесса, то мы вновь придем туда, откуда мы отправились, т. е. к тем самым египетским божествам, ибо до сих пор люди в своих открытиях слабо использовали возможности разума и никогда не прибегали к помощи искусства.
Во-вторых, если несколько внимательнее присмотреться к делу, то сама форма индукции, которую предлагает нам диалектика, доказывает справедливость нашего утверждения, ибо эта форма индукции, с помощью которой предполагается обнаружить и обосновать принципы наук, совершенно порочна и бессильна и не только не способна усовершенствовать природу, но зачастую искажает и извращает ее. Ведь всякий, кто поглубже рассмотрит тот метод, с помощью которого собирают этот небесный нектар знаний, подобный тому. о котором говорит поэт:
Дар небесный теперь воздушного меда немедля.
Я опишу... '*
(ибо и сами знания извлекаются из отдельных фактов природы и искусства, как мед из полевых и садовых цветов), конечно же, обнаружит, что ум, действуя самостоятельно, опираясь лишь на свою врожденную силу, способен на более совершенную индукцию, чем та, которую мы находим у диалектиков, ибо из голого перечисления отдельных фактов без противоречащего случая, как это обычно делается у диалектиков, вытекает порочное заключение, и такого рода индукция не может привести ни к чему другому, кроме более или менее вероятного предположения. Действительно, кто поручится, что какое-нибудь явление, полностью противоречащее его выводам, не остается неизвестным ему, когда отдельные факты, известные непосредственно или же по памяти, представляются ему лишь односторонне. Это похоже на то, как если бы Самуил остановился на тех сыновьях Исайи, которых он встретил у него дома, и не стал спрашивать о Давиде, находившемся в поле. И если уж говорить всю правду, то эта форма индукции является столь неуклюжей и грубой, что кажется невероятным, как могли столь тонкие и проницательные ученые (а именно такие ученые посвящали себя исследованию подобных вопросов) широко использовать ее; единственной причиной этого является, по-видимому, их поспешное желание направить свои усилия на утверждение теорий и догм и какое-то презрительное и высокомерное пренебрежение частными фактами, а тем более продолжительным их исследованием. Они использовали отдельные частные случаи, как ликторов и стражу, для того, чтобы разогнать толпу и открыть путь своим догмам, но они вовсе не призывали их с самого начала на совещание для того, чтобы можно было сознательно и зрело обсудить истинное положение вещей. Действительно, наш ум поражает некое благочестивое религиозное удивление, когда мы видим, что и в человеческих, и в божественных вещах к заблуждению ведет один и тот же путь. Ведь подобно тому как при познании божественной истины трудно заставить себя в своем сознании как бы снова стать ребенком, так и при изучении истин человеческого ума считается чем-то низким и чуть ли не вызывающим презрение, когда люди, особенно пожилые, подобно детям, все еще перечитывают и изучают вновь первые элементы индукции.
