Древние поэты рассказывают, что Юпитер взял в жены Метиду, имя которой весьма прозрачно обозначает совет. Она забеременела от него. Когда он узнал об этом, то не стал дожидаться родов, но тотчас же ее проглотил, и поэтому сам стал беременным. Удивительны были его роды: он родил из своей головы, т. е. из мозга, вооруженную Палладу.
Смысл этого чудовищного и на первый взгляд весьма нелепого мифа, как мне кажется, раскрывает тайные пружины власти. Он описывает, как ведут себя государи по отношению к своим советникам, заботясь о том, чтобы их авторитет и величие не только ни в чем не пострадали, но и преумножились бы и выросли в глазах народа. Ведь существует правильный и мудрый порядок, по которому государи крепко связаны со своими советниками, соединены как бы брачными узами и обсуждают с ними важнейшие дела, вполне основательно полагая, что это ни в коей мере не умаляет их величия. Когда же дело доходит до решения (а его можно уподобить родам), то они не позволяют членам совета принимать его, дабы не создалось впечатления, что постановление зависит от мнения совета; наоборот, государи обычно (за исключением тех случаев, когда они боятся навлечь на себя недоброжелательство) любое выработанное советом и как бы выношенное во чреве решение выдают за свое, так, чтобы казалось, что и само постановление, и его исполнение (а это последнее, поскольку всегда связано с проявлением власти и является выражением необходимости, очень тонко изображается в виде вооруженной Паллады) проистекает от них самих. Но мало того, что все это представляется как результат авторитета государей, их свободной, независимой, никому не подчиняющейся воли; государи хотят еще, чтобы решения считались рожденными из их головы, т. е. из их собственной мудрости и суждения. XXXI. Сирены, или Наслаждение
Миф о сиренах правильно истолковывается как изображение гибельных соблазнов наслаждения, но делается это весьма примитивно. Мудрость древних представляется нам подобной плохо отжатым виноградным гроздьям, из которых хотя и выжато кое-что, однако самая лучшая часть остается и не используется. Рассказывают, что сирены были дочерьми Ахелоя и Терпсихоры, одной из Муз; они вначале были крылатыми, но, безрассудно вступив в состязание с Музами и потерпев поражение, лишились крыльев. Из их перьев Музы сделали себе венцы, и с тех пор головы у Муз были украшены крыльями, кроме одной -- матери сирен. Сирены жили на неких прелестных островах; завидев с вышины приближающиеся корабли, они своим пением задерживали моряков, завлекали их к себе, а потом убивали. И песня их была не простой: для каждого у них были мелодии, которые более всего отвечали его внутренней природе. Они погубили столько людей, что их острова даже издали были хорошо видны из-за множества белеющих костей непогребенных трупов. От этой напасти нашлись только два, совершенно непохожих друг на друга средства избавления: одно придумал Одиссей, другое -- Орфей. Одиссей приказал всем своим спутникам накрепко залепить уши воском, сам же, желая услышать их пение, но избежать опасности, потребовал, чтобы его привязали к мачте корабля, предупредив, чтобы его не отвязывали, даже если он будет просить об этом. Орфей же даже и не думал обо всех этих веревках, но, воспевая мощным голосом под звуки лиры хвалу богам, заглушил голоса сирен и избежал опасности.
Миф относится к области морали и представляется весьма прозрачной, хотя и не лишенной изящества параболой. Наслаждения происходят от богатства и изобилия, а также от веселого и приподнятого расположения духа. Некогда они своими соблазнами внезапно, как будто на крыльях, увлекали за собой смертных. Наука же и образование привели во всяком случае к тому, что человеческий дух стал себя немного сдерживать и обдумывать про себя возможный результат своих действий; тем самым он лишил наслаждения крыльев. Но они перешли к Музам как украшение и знак особого почета. Ведь после того как на примере некоторых стало ясно, что философия может нести с собой презрение к наслаждениям, она сразу же стала представляться чем-то возвышенным, способным поднять и возвысить человеческую душу, как бы прикованную к земле, и сделать человеческие помыслы (которые обитают в голове) крылатыми и как бы небесными. Только одна мать сирен остается на земле и без крыльев; она, без сомнения, есть не что иное, как легкомысленные науки, созданные и используемые для развлечения, вроде тех, которые любил Петроний: получив известие о смертном приговоре, он и на самом пороге смерти продолжал искать наслаждений, и, желая прочитать что-нибудь утешающее, он (по словам Тацита) пренебрег всеми теми сочинениями, которые укрепляют твердость духа, а читал лишь легкомысленные стихи, вроде следующих:
