- Только наверняка я бы пока не утверждал ничего. Что можешь сказать обо всём этом?
Димитри огляделся. В его кабине было темно, и только красные огоньки метались по панели, оставляя размытые шлейфы. От их кружения болели глаза и слегка мутило. Голова раскалывалась, но таблетка начинала действовать, и он даже нашёл в себе силы выйти на связь.
Последнее, что он помнил -- яростная вспышка в сопровождении палящего жара и жуткой тряски. Сначала палуба под ногами заходила в стороны, словно крутящийся диск, а затем куда-то провалилась. А вслед за ней провалилось и сознание. Он теперь не мог представить, сколько времени провёл в отключке.
Вокруг была, насколько он мог судить, знакомая камера отцепления. Но сам факт того, что он оказался в ней, нёс недобрые вести: значит, что-то в корабле дало сбой. "Феб" был кораблём надёжным, класса "Адмирал", и рассчитанным на перегрузки в тысячи "g", а саморазвивающееся силовое поле предотвращало столкновения с нежданными астероидами задолго до их появления в зоне опасного соседства.
Но пребывание в камере отцепления означало вхождение в предэвакуационный режим, или... нет, об этом думать не хотелось. Впрочем, на самой периферии сознания маячила ещё одна мысль: возможно, предстояла незапланированная посадка. Но куда? В принципе это было равносильно второму варианту.
Димитри нащупал на поясе скобу, потянул и извлёк маленький наушник. Это был "Голос" - средство общения экипажа с "мозгом" корабля. Когда наушник оказывался в ухе, "Голос" активизировался, настраивался на частоту биополя космонавта и вёл с ним ментальную беседу: сообщал информацию о состоянии аппаратов, передавал сведения об окружающем корабль пространстве, и мог даже вести беседы или рассказывать спонтанно коррелируемые прибаутки, если пилоту становилось совсем скучно. Но в этот раз "Голос" молчал. Такого раньше не случалось. Молчание могло означать одно - смерть корабельного "мозга", и передачу бразд правления автопилоту. Но это уже было не смоделированное следование курсу, но акт срочного завершения всяких перемещений. Проще говоря, корабль искал куда бы свалить своё бездыханное тело, чтобы там обратиться во прах веков.
Но работала система внутренней коммуникации! Где-то, наверное, в такой же темноте безысходности Тибр ждал его ответа. Димитри провёл рукой по матово светящейся панели и ответил:
- Тибр, я в камере отцепления.
На том конце молчали, затем послышались несколько гулких ударов о сталь, и уставший голос промял тишину:
- Я тоже. Ничего не понимаю.
- Кого-нибудь ещё удалось найти?
--
Да. Первой на связь вышла Лира, но сигнал пропал, и нам не довелось перекинуться и парой слов. Потом ещё какие-то звуки, похожие на голоса, доносились из динамика. Но дальше была тишина.
--
Сколько длился эфир?
--
Минут двадцать, наверное. И ещё я не уверен, что и наша линия не отвалится.
- Нужно срочно что-то решать.
- Что, Димитри? Если мы в отцеплении, корабль уже всё решил за нас. Остаётся ждать.
- И всё? - вдруг охрипшим голосом произнёс Димитри.
- Ну и искать сигналы от других. Хотя совершенно непонятно...
- Тибр! Тибр, это ты? Приём! - зазвучал третий голос.
- Клим?
- Да. Уф, наконец-то. Я уже, наверное, часа два эфир щупаю. Ничего не понимаю. Где ты, Тибр?
- Мы с Димитри в камерах отцепления. Видимо транспортёр автоматически доставил нас сюда прямёхонько из регенератора. А ты где?
То ли радио забарахлило, то ли крепко выругался человек.
- Да в такой же болтаюсь... Ненавижу эту плазму. Болото дерьма. Обтекай потом.
- Надеюсь, это "потом" вообще будет, - вставил Димитри.
- Приём, господа! - это уже была Лира, единственная женщина в экипаже.
- Слава Высшим, жива.
- Полагаю, спрашивать у вас о нашем положении бесполезно? - прозвучал её голос.
- Как всегда в точку, Лира. В колодце отцепления не видно даже собственных коленок.
- Вы все там? - удивилась Лира.
- Да, а ты - нет? - удивился в ответ Тибр.
- Нет. Я в навигационной. Из регенератора я вышла первой. Вы все ещё в нём барахтались. Это меня несколько удивило, потому что при взрыве самым проигрышным положением было моё, ведь я была рядом с сердечником, в Зета-секторе. Хм...
