– Одно самое варварское опустошение везде. Где ни проходили, мы встречали обгорелые избы, да перебитых и измученных русских людей, которые платят жизнью и страданиями за то, что новый Атилла ошибся в расчете.
Д. В. Давыдов, 1814. Художник М. Дюбург.
Он, вместо того, чтоб найти в Москве великолепную столицу, принимающую его с распростертыми обятиями, нашел пустой город в дымящихся развалинах.
Глаза Фигнера сделались еще как–то злее.
– Даю честное слово, сказал он, что с этого часа ни одному врагу на земле Русской не дам пощады, только бы попались в мои лапы.
В это время на прогалину выскочили из опушки леса три человека русских бородачей в однех рубахах и портах, с лаптями и онучами на ногах. Увидев сидящими кучками налетов, они подбежали к кучкам и что–то начали испуганно показывать в ту сторону, с которой появились.
– Бураченко! – крикнул Фигнер, заметив этих пришельцев.
Генерал–майор Александр Сеславин. Исторический лубок XIX века.
От одной кучки налетов отделился высокого роста драгунский унтер–офицер и на вопрос начальника: – Это что за люди? – отвечал:
– Мужики пришли, ваше высокоблагородие, говорят что на них в ближайшее отсюда село, Подкорытово или Сычевку, нагрянули французы и принялись за грабеж.
Приведи мужиков сюда.
Бураченко подвел мужиков, которые тотчас повалились Фигнеру в ноги.
Александр Самойлович Фигнер. Гравюра А. Грачева.
– Встаньте! олухи царя небесного! – Коли хотите, чтобы я что–нибудь для вас сделал, не смейте в ногах валяться по–собачьи. А теперь отвечайте, да коротко и ясно. Где французы?
– У нас в Сычевке.
– Далеко отсюда?
– Верст тридцать, а то немного и поболе будет
– Много их?
– Видимо–невидимо.
– Что ж они делают?
– Невзначай к нам нагрянули, кто успел и с семьею схоронился, а кто не успел – схватили, мучили, допытывались сестного, всю убоинку и крупную и мелкую захватили, и баб окаянные обидели; чего только они не наделали, – да что говорить, все обобрали, в одних рубахах оставили, ровно после пожара. Да уж больно их много! В нашем селе до пятисот душ, а их тут чуть ли не тысяча вооруженных чертей.
– Ну, а вы как ушли?
– Мы–то? Убегли.
– Кроме этих нехристей еще нет?
– Как нет! И в других деревнях, что около нашего села проявились эти черти: уж мы на дороге, да в лесу слышали об этом; наших тоже много убежало.
– Перебить до единого надо этих негодяев! – мрачно сказал Фигнер, обращаясь к Столыпину, – но сперва нужно, чтоб не попасть пальцем в луну, проведать число их и где они?
Он встал, подошел к налетам, которые все, как один, вскочили с своих мест и сказал:
– Ребята! – кто хочет в охотники на французов?
– Я, я, я! – кричали молодцы: не было ни одного не откликнувшегося.
– Нет, это много: больше десятка не надо. Выходи, кто лучше знает эту сторону.
– Ну, с Богом, в путь! ворочайтесь скорее! – проговорил Фигнер, и они, пропустив вперед проводников, посаженных на крестьянских коней, двинулись в поход.
Немного проехав по торной дороге, мужики повернули на тропинку в лес, говоря, что путь этот будет ближе, и углубились в чащу. Остальные налеты, в виде резерва, остались на месте и спокойно разлеглись на прогалине.
Проехав за своими проводниками по тесной тропинке несколько времени, передовые налеты вместе с Петром Смеловым забрались в самую глушь рощи.
– Стой, ребята, – проговорил старший из налетов, то есть, Петр–ополченец с Георгием на груди, – здесь на лошадях нечего и думать проехать… Слезай с коней, пешие пройдем.
– Не поискать ли какой тропинки? – проговорил кто–то.
– Отчего не поискать, можно бы поискать, коли б не темно было. Да что ее искать? Здесь пройдем прямее, чуть не на простец, почитай верст на десять ближе будет, заметил один из проводников.
Смелов подумал и велел спешиться. Оставив трех при лошадях, остальные вошли в глубь леса. Пройдя версты три или четыре, они услыхали ржание коней, говор на непонятном языке и смех.
Партизаны в засаде. Литография Р. Бахмана.
– Тс!.. Никак близко! Приостановись… – шепотом сказали проводники.
Стали прислушиваться. Шум становился явственнее. Сомнения не было, что тут невдалеке остановились французские фуражиры.