Однако быстрое расслоение населения на безмерно богатых и очень бедных взорвало хрупкую политическую устойчивость первых лет революции. Робеспьер и его единомышленники якобинцы при поддержке Парижской Коммуны, в которой наибольшее влияние имели представители столичного плебса, стали укреплять значение учреждений исполнительной власти, придавать им право самостоятельно вести расследования, судить и наказывать виновных в спекуляции, в расхищениях бывшей государственной собственности, ценностей. То есть они делали данные учреждения неподотчётными перед породившим их буржуазно-представительным Конвентом, и так пытались остановить рост внутренней напряжённости перед лицом внешней угрозы, перед опасностью интервенции. Это привело их к политическому террору против одиозных спекулянтов и казнокрадов, в том числе депутатов Конвента. Террор ослабил возможность контролировать страну посредством чисто буржуазного самоуправления, а именно, посредством представительного собрания буржуазии и капиталов, что заставляло особо уполномоченные на репрессивные меры учреждения власти усиливать и ужесточать террор против существа буржуазной власти, загоняя власть в замкнутый круг самоуничтожения. Это было первым сигналом, что представления либерализма об общественных и государственных отношениях идеализированные, надуманные, оторваны от действительной природы вещей и порождают господство ростовщиков и спекулянтов, которое направлено против остального населения, вызывая в нём политическую ненависть.
Ответом на террор Робеспьера стал политический переворот выразителей интересов нуворишей. Посредством термидорианского переворота спекулянты, ростовщики, казнокрады под лозунгами возврата к идеалам революции и либерализма вернули себе власть. А чтобы удержать её, воспользовались созданными Робеспьером и его соратниками якобинцами силовыми учреждениями исполнительной власти и установили собственную диктатуру, как диктатуру выразителей коммерческого политического интереса, диктатуру Директории. Директория направила все свои усилия на поощрение расхищения собственности, отмывания её через коммерческие сделки, на поддержку роста и концентрации коммерческого капитала, какими бы способами такой капитал ни создавался. Проведённая ею через очищенный от якобинцев Конвент новая конституция узаконила разделение представительной власти на исполнительную ветвь и по существу зависимую от неё законодательную ветвь, ввела имущественный ценз на участие в политике, таким образом закрепив доступ к власти только за равнодушными к развитию производительных сил нуворишами, за казнокрадами от новой правительственной и провинциальной бюрократии.
Вырвавшись из объятий представительной власти, исполнительная власть Директории предстала практически неподотчётной обеим палатам буржуазно-представительного законодательного собрания, считаясь с ними лишь постольку, поскольку они обеспечивали ей политическую легитимность. Особенностью политической эволюции Директории было откровенное и всё более тесное сближение бюрократии правительства с крупными ростовщиками-банкирами, казнокрадами и негоциантами, которые в условиях начала революции нажили огромные состояния, не гнушаясь никакими средствами и преступлениями. Исполнительная власть постепенно превращалась во власть олигархии, тесно связанной с крупной бюрократией режима. Она неуклонно отчуждалась от идей и идеалов либерализма, не стеснялась насиловать собственную конституцию и всё откровеннее использовала для борьбы с противниками войска и полицейско-чиновный произвол.
Коррупция и моральный кризис власти разъедали термидорианский режим и его либеральное идеологическое насилие, от которого к концу правления Директории остались жалкие лохмотья. Потеря доверия в либерализм, полное вырождение общественных идеалов заражали население политической апатией, неверием в политические методы выбора достойной власти, а обнищание большинства при непрерывном распаде производительных сил довело их до отчаяния, до потери веры в возможности буржуазной власти решать проблемы страны и выстраивать справедливые общественные и государственные отношения.
