— Завтра учитель возобновляет занятия в экседре, — говорил между тем Аристотелю Феофраст. — Он поручил мне прочесть его слушателям «Тимея» и «Крития»[36]. Утром — «Тимея», вечером — «Крития». Придешь ли ты слушать мое чтение, Аристотель?
— Ах, Феофраст, — ответил Аристотель. — Твое чтение — самое приятное из всех, какие я слышал в Академии. И все же я не приду.
— Почему, Аристотель? — удивился Феофраст, останавливаясь. — Прежде ты всегда приходил…
Аристотель тоже остановился, обнял одной рукой Феофраста. Золотые перстни блеснули под солнцем на его руке.
— Когда говорит сам Платон, я прихожу слушать его, — ответил Феофрасту Аристотель. — Когда он говорит, есть надежда услышать что-то новое, чего я не знаю. Когда читают его сочинения, я не слушаю, потому что все, сказанное в них, мне известно.
— Мне же известно то, что он скажет завтра и послезавтра, — похвастался перед Нелеем Помпил, — потому что ничего нового он уже не скажет…
— Укоротить бы тебе язык, — сказал Помпилу Нелей. — Чем меньше собака, тем чаще она лает…
Аристотель оглянулся, и Помпил промолчал.
— А мне всякий раз открывается в его сочинениях новое и прекрасное, — сказал Аристотелю Феофраст. — Я нахожу в них бездну поэзии…
Аристотель негромко засмеялся.
— Человек, который предлагает изгнать поэтов из государства, сам поэт, — объяснил свой смех Аристотель. — Не кажется ли тебе это странным, Феофраст?
Они снова двинулись к городу.
— Человек, который восстает против выдумщиков, сам выдумщик, — продолжал Аристотель. — Разве не так?
— Но поэзия тоже открывает истину! — возразил Феофраст.
— Истину чувств, но не истину разума, Феофраст. И потом, ради каких чувств придуманы Платоном рассказы об Атлантиде, об атлантах, о мнимых войнах с ними древнего государства афинян?
— Скажи мне, Аристотель, — попросил Феофраст, — сам я не думал об этом, а ты мне никогда не говорил…
— Позови Помпила, — сказал Аристотель, — и пусть он напомнит нам, что говорит об атлантах поэт Критий в сочинении Платона, которое ты, Феофраст, будешь читать завтра вечером.
Помпила не пришлось звать. Он сам бросился со всех ног к Аристотелю и Феофрасту.
— Начни с того места, — сказал Помпилу Аристотель, — где Критий произносит такие слова: «В продолжение многих поколений…»
— Да! — обрадовался Помпил. — Я помню. Критий говорил: «В продолжение многих поколений… они оставались покорны законам…»
— Покорны законам… — повторил Аристотель.
— «…и относились дружелюбно к родственному божеству, — продолжал Помпил, — ибо… держались образа мыслей истинного, высказывая смирение…»
— Обрати внимание и на эти слова, Феофраст, — сказал Аристотель, — «…держались образа мыслей истинного, высказывая смирение…» Продолжай, Помпил.
— «Но когда доля божества от частых и обильных смешений со смертною природой в них наконец истощилась, нрав же человеческий одержал верх, тогда они развратились… Бог же богов Зевс… собрал всех богов…»
— Хватит, Помпил, — сказал Аристотель. — У тебя прекрасная память. Скажи теперь, каково было войско у атлантов?
— Шестьдесят тысяч предводителей вели в бой семьсот восемьдесят тысяч воинов и десять тысяч колесниц. В море вышло тысяча двести кораблей.
— А сколько было афинян? — спросил Аристотель.
— Двадцать тысяч, — ответил Помпил.
— Это помню и я, — сказал Феофраст. — Да и то, что Помпил говорил раньше. Почему ты обращаешься с вопросами к моему рабу, а не ко мне, Аристотель?
— Не надо обижаться, Феофраст, — улыбнулся Аристотель. — Твой раб — это только твоя память, копилка знаний, не правда ли? Ум же принадлежит твоей душе. И вот я обращаюсь к твоему уму: за что Платон погубил Атлантиду? Зачем он своей фантазией поднял ее из морских пучин, показал миру и безжалостно поверг снова в пучину? Я сам отвечу: он погубил атлантов только за то, что нрав человеческий одержал среди них верх. Нрав человеческий, Феофраст! Люди воспротивились богам и установленным богами законам. Двадцать тысяч афинян ринулись в бой против атлантов и одержали победу. А в довершение всего Зевс уничтожил Атлантиду. Платон ненавидит вольнодумцев, Феофраст. Он хочет, чтобы люди всегда оставались рабами богов. За надменность и богоборство погибли потомки Посейдона… И вот вывод: надо уничтожать вольнодумцев, надо казнить их, бичевать, заключать в тюрьму, изгонять. Нужно вернуть законы, по которым все — рабы, лишенные права жить в радости. Старый философ призывает человечество жить по законам, противным человеческому духу и природе. Вот что такое «Тимей» и «Критий». Так я иногда думаю…
