Тихо, осторожно, с потушенными фарами повел шофер машину. Кругом ни одного огонька. Все потонуло в глубоком мраке. После шума и гула дневных боев ночная тишина казалась подозрительной, на стороженной, зловещей. Чутко прислушиваемся… Кажется, будто и ночь затаила дыхание. В этом мраке неожиданное появление машины могло вызвать подозрение и своих и чужих — белых. Тихо, словно на ощупь, продвигались мы вперед, но шум мотора и трение колес о мостовую не могли не нарушить мертвой тишины. И справа, сотрясая воздух, подобно частым ударам молотов по железному настилу, загремели выстрелы, и над нашими головами стремительно, со свистом, будто вспугнутые ночные птицы, пронеслись пули.
— По нас стреляют! — заволновался шофер.
Сложив руки рупором, я крикнул во мрак:
— Свои! Большевики!..
— Стой! — твердо и зычно прозвучал впереди грубый голос.
Машина стала. Из мрака вынырнули три темные фигуры.
— Кто такие?!
— Свои! — ответил я, протягивая пропуск.
При свете спички сверкнули штыки, осветились небритые, загрубевшие солдатские лица.
— Проезжай!
Время от времени оглашая воздух криком: "Свои! Большевики!", мы продвигались вперед… И снова:
— Стой!
На этот раз спичка осветила бравую фигуру матроса, его широкое, мужественное лицо. На бушлате блестели медные пуговицы. Змеей извивалась пулеметная лента. В левой руке — короткий карабин. Рядом с ним стоял, опираясь на винтовку, высокий, пожилой рабочий с сосредоточенным, устало-серьезным лицом.
— Куда? — прогудел матрос.
Я протянул ему пропуск. Пробежав глазами, бросил на меня строго испытующий взгляд, вернул пропуск:
— Катись!..
Но вот и Арбатская площадь. Неожиданно откуда-то сверху, вероятно с крыши, часто застрочил пулемет, и по мостовой, словно свинцовый град, забарабанили пули. Машина стала.
— По нас! — растерялся шофер.
— Давай ход! Давай! — толкнул я его.
Рванув машину, он оглушительно и, очевидно, сдуру заорал:
— Свои! Большевики!
Машина, перемахнув площадь, влетела в улицу, наскочила на труп и сразу, испуганно завизжав тормозами, остановилась.
— Стой! Стой! — кричали впереди какие-то новые, чужие нам голоса.
— Кадеты! — шепнул шофер.
Три штыка почти коснулись наших тел.
— Что?.. Не туда попал? — злорадствовал молодой голос.
— Сходи! — скомандовал другой. — Ну! — Последовала матерщина.
— Чего лаешься? — огрызнулся я. — Дело есть!
— Какое дело?!
— В штаб!
Привыкшие ко мраку глаза различили фигуры юнкеров. На шум голосов из машины выскочили парламентеры. Отрекомендовавшись, они предложили пропустить нас.
В сопровождении офицеров-парламентеров я вошел в вестибюль. Ослепил свет. Здесь толкались, казалось без цели, офицеры, юнкера, попадались казаки; мое солдатское обмундирование, давно не бритое лицо сразу обратили на себя внимание.
— Большевик! Большевик! — раздались голоса. — Матерый! Попался, перец!..
Пожилой парламентер взял у меня пакет и быстро помчался по лестнице наверх. Молодой усадил меня на стул и в качестве охраны поставил возле юнкера с винтовкой. Через минуту и он исчез. Теперь выражение лиц присутствующих резко изменилось. Пакет, мой независимый вид и отношение ко мне офицера-парламентера — все это говорило, что я не пленник. Мое присутствие здесь казалось необычным и вызывало любопытство.
Среди этой публики особенно выделялся молодой, но бородатый (для солидности) приземистый офицер.
— Что, товарищ, — произнес он иронически, — плохи ваши дела? — Изо рта его несло спиртом.
— Почему плохи? — спокойно спросил я.
— За милостью приехал?
— Почему за милостью?
— Бьют вашего брата!
— Кто сказал?
— Я говорю! Я! — крикнул он" раздраженный моим спокойствием. — Керенский и генерал Краснов разгромили красных под Петроградом! Вдребезги разгромили! Известно ли ото "товарищам"?! — кричал он, насмешливо произнося слово "товарищам" и хитро подмигивая своим.
— А у меня сведения иные, — произнес я с деланным равнодушием.
— А именно? Какие?.. Интересно послушать! — послышались нетерпеливые голоса.
— Насколько мне известно, — сказал я, — Керенский показал пятки, а генерал Краснов взят в плен!..
Взорвись бомба, она не произвела бы такого эффекта. Тут я понял, что рядовая масса белых до последнего момента (как это потом и подтвердилось) была ложно информирована.
