Стало понятно, что полуживая 365-я дивизия, едва успевшая отвоевать в составе этой армии две недели, отныне становится козлом отпущения за приближающийся разгром. На все рапорты и мольбы о необходимости прислать снаряды, помочь с горючим или разрешить отойти на более безопасные и удобные для обороны позиции штаб армии и командующий оперативной группой генерал-майор Поленов хранили молчание, перемежаемое с повторяющимися буквально слово в слово приказами «удерживать», «наступать» и «сохранять материальную часть».
Пытаясь, где это возможно, выполнять эти маловразумительные и с каждым часом всё более далёкие от реальности приказы и указания, комдив Щукин был лишён всякой возможности манёвра, возможности хотя бы раз собрать в кулак свои тающие силы ради контратаки или более прочной обороны. При этом от него требовали держать круглосуточное охранение на лесной поляне возле остатков танкового батальона. Между тем солярка из танков давно была слита и увезена в расположении штаба армии, а с большинства боевых машин были демонтированы аккумуляторы и прицелы.
На соседней поляне замерзали бойцы артиллерийского полка, охраняющие давно замолчавшие из-за исчерпанности боезапаса орудия и минометы. Хотя, вполне возможно, именно эти несколько сотен бойцов как раз и смогли бы выправить положение в боях у Лаптево и Седнёво, откуда, под натиском немецких танков и свежих рот мотопехоты, 365-й дивизии вскоре также придётся отступить.
Рано утром 10 февраля у штаба дивизии остановилась выкрашенная в белый цвет штабная танкетка. Её прислали за Щукиным, вызванным на военный совет армии. Полковник допил остывший чай, неторопливо вычистил ложкой чаинки со дна и стенок стакана и метнул их в топку буржуйки. Попрощавшись с подчинёнными коротким кивком головы, Щукин затем неожиданно подошёл в Рейхану и произнес: «Изыщите любой способ выбраться отсюда. Я вряд ли теперь вам помогу. Прощайте».
Перед избой, в которой должен был находиться штаб, полковника встретил порученец командующего 29-й армией генерал-майора Швецова. Отчего-то встав навытяжку, он объявил: «Военной совет армии решением от 10 февраля постановил: за трусость, нераспорядительность и неумение навести порядок в дивизии, приведшие к самовольному оставлению важнейших рубежей обороны, — командира 365-й стрелковой дивизии полковника Щукина Матвея Александровича расстрелять». В тот же миг четверо верзил из армейской контрразведки схватили полковника за руки, плечи и шею и поволокли к одиноко стоящей берёзе под непрекращающимися раскатами артиллерийской канонады, доносящейся со всех четырёх сторон. Полковника с силой придавили лицом к стволу, после чего старший из группы сделал шаг назад и трижды выстрелил из пистолета Щукину в затылок. Потом он неторопливо отёр кровяные брызги с рукава тулупа и махнул рукой в направлении отдалённого сарая, где чернели, припорошённые снегом, десятки трупов убитых и умерших от ран красноармейцев. Тело комдива оттащили туда и оставили лежать между мёртвыми.
В тот же день пришёл приказ о сведении остатков 365-й дивизии в сводный полк, входящий в 246-ю дивизию. Оперуполномоченный, с которым подружился Рейхан, куда-то исчез, начальник дивизионного штаба полковник Ветлугин, который в своё время пытался отправить Рейхана на санитарном самолете, был поставлен во главе сводного полка и теперь находился в основном при штабе опергруппы Поленова. Вместе с голодными и измученными связистами в компании двух легко раненных артиллерийских капитанов сотрудник Наркомфина обречённо перемещался в составе тыловой группы 29-й армии. Транспорта не было, идти приходилось пешком, снег стоял выше колен. Несколько раз удавалось заночевать в кабинах подбитых грузовиков, в каждую из которых набивались по четверо-пятеро человек, закрывавших выбитые стёкла снятой с убитых одеждой и согревавшихся от тепла друг друга.
В ночной прорыв 17 февраля ушли наиболее боеспособные части 29-й армии вместе со штабом. Благодаря поддержке подмосковных десантников, весьма многие из ушедших в этот прорыв сумели спустя несколько дней выбраться из котла. Тыловые части и обозы с раненными должны были пробиваться к своим в следующую ночь. Им повезло куда меньше — все пути отхода, лежавшие в направлении к деревне Светителево, беспрерывно обстреливались немецкой артиллерией, а ночные атаки немецких кавалеристов отсекали и уводили в полон целые роты. В расположение 39-й армии из этой группы добрались лишь считанные единицы, и никаких гражданских лиц среди них уже не было.
