Век моды - страница 64

Реклама духов «Dans la Nuit» и «Vers le Jour», 1928

Реклама духов «Vers Toi», 1928

Реклама духов «Vers Toi», 1928

Княгиня Ольга Валериановна Палей, морганатическая супруга русского Великого князя Павла Александровича, в обеденном платье от Ворта и венгерском головном уборе и драгоценностях от Картье, 1912

Так как этот брак вызвал большое недовольство при российском дворе, княгиня Палей осталась ненадолго в Париже, но во время войны и даже до нее царь вызвал своего дядю домой, и госпожа Палей была представлена ко двору как графиня Гогенфельсен, титул, дарованный ей кайзером. После войны она отказалась от этого титула по причине его германского происхождения и снова стала называться княгиней Палей – титул, принадлежащий российской короне. Трагедия, которая явилась причиной затворничества этой любезной дамы, так хорошо известна, что едва ли нуждается в пересказе. Ее муж, Великий князь, и сын были убиты большевиками в тот же самый день, когда ее уверили, что они получили амнистию и возвращаются домой. С тех пор она носила траур и жила только для двух своих дочерей, княжны Ирины и княжны Натальи, которые обе в то время были не замужем.

Княжна Натали Палей, в будущем актриса и манекенщица, супруга французского кутюрье Люсьена Лелонга, Париж, 1937

По моему мнению, величайшей аристократкой была актриса вовсе не благородного происхождения, но обладающая царственной душой, – Элеонора Дузе. Жена австрийского посла принцесса Волькенштейн привела ее к нам, и продавщица-примерщица, которая всегда обслуживала принцессу, занялась и мадам Дузе. И только во время ее второго или третьего визита я познакомился с ней лично и сделал это только потому, что возник вопрос, связанный с ее парижским дебютом в «Даме с камелиями». Она сказала, что никогда не носила драгоценностей и у нее их нет. Я возразил: «Но, мадам, в Париже вы должны носить драгоценности в этой пьесе, потому что французы не могут себе представить “Даму с камелиями” без драгоценных украшений. Мы должны учитывать историческое положение дел: Маргарита Готье была хорошо обеспеченной дамой». И я дал ей взаймы жемчужное ожерелье, стоившее тогда около тридцати или сорока тысяч франков. «Возьмите его, – произнес я, – и, когда вы выйдете на сцену, вы поймете, что это совершенно необходимо!» На следующий день актриса пришла ко мне, поблагодарила и сказала, что мои слова оказались настоящим пророчеством. В приливе чувств и волнения на сцене она держалась за ожерелье как за спасение!

Каждый видел Дузе на сцене или слышал бесконечные истории о ней, поэтому было бы излишне обсуждать ее сценическое мастерство или биографию. Но все же должен признаться: я опасался ее провала во время дебюта. Я подумал, что, будучи итальянкой, она станет чрезмерно жестикулировать и кричать. Но как только она вышла на сцену, я был несказанно удивлен. Нет слов, чтобы выразить ее простоту, естественность и очарование. Элеонора Дузе могла бледнеть или краснеть, становиться прекрасной или незамысловатой по собственному желанию.

Актриса Элеонора Дузе в модели от Ворта, Париж, 1904

Реклама губной помады, 1928

Реклама духов Дома моды «Ворт», 1928

Я никогда не переставал удивляться, как выразительно она носила свою одежду. Мадам Дузе была великой актрисой и необыкновенной женщиной. Однажды я приехал в Лондон и пошел на «Даму с камелиями». Ей как раз только что прислали созданное нами новое платье с обсужденным нами заранее декольте. Но когда я пришел к ней, она сказала: «Но, господин Ворт, я не решусь выйти на сцену в таком платье». Тогда я послал за куском тюля и дал ей, сказав: «Вы боитесь сквозняков, так как слабы и болезненны!» Не могу вам передать, насколько разнообразными приемами актриса заставила этот тонкий кусок ткани говорить за нее. Когда Арман Дюваль оскорблял ее, кидая банкноты в лицо, она закуталась в него, как бы стараясь защитить себя. Мелкая деталь, но в ней проявилась великая актриса, которая простыми средствами создает шедевр.

Мы стали хорошими друзьями, и, когда она приехала в Париж во второй раз, я увидел, что годы сыграли злую шутку с ее внешностью. Я приложил много усилий, чтобы преодолеть это трагическое деяние времени: убедил носить парик, показал, как наносить косметику на лицо и, наконец, подарил увеличительное зеркало, точно такое же, какое было у меня. Когда Элеонора увидела себя в этом зеркале-доносчике, то воскликнула: «Боже мой – уберите его!» – «Нет, – ответил я, – это друг, и он всегда будет говорить вам правду». После этого, я уверен, она стала меня считать своим советчиком и верным другом, поэтому, когда ей ничего не надо было шить, она приходила ко мне за ободрением и утешением. С полной откровенностью, используя всю свою ловкость, я говорил ей, в чем она была совершенна и что у нее не получалось. Я делал все ее сценические костюмы. У мадам Дузе был редкий дар заставлять видеть именно то, что она хотела.