Всё это будет потом, а сейчас Васька и Артёмка со своими горшками и новыми, рано осиротевшими друзьями должны были научиться жить как настоящие взрослые люди.
Детский дом
Она так хрустнула, эта калитка, будто все силы природы и времени были против. Терентий Иваныч услышал этот рвущий душу звук даже сквозь опущенную ушанку — мороз нынче стоял такой, что в народе говорят: воробьи на лету падают. Никто, конечно, этого не видел, но все знали, что кто-то таки этих воробьёв подбирал.
Намедни у Терентия было предчувствие, и он смазал петли. Выходит, схалтурил. Вчерашний снег обильно притрусил Москву пушистым, белоснежным одеялом, и вместо того, чтобы превратить его в отвратного вида жижу, замерзающую по ночам, — кошмар для прохожих, — зима решила утвердиться в своих правах и ударила морозом. Оттого вся работа Терентия пошла насмарку.
Посторонним на территории находиться не следовало — это была одна из его обязанностей, и Иваныч, воткнув лопату в свеженабранный сугроб, пошёл на звук. Калитка находилась за углом, где уже было расчищено, оттого походка старика была решительной и быстрой, тем более — в такой мороз.
— Чьих будете? — спросил дед. Возле двери стояла фигура женщины в осеннем пальто, замотанная сверху в громадный пуховый платок поверх обычного, красного. Руки её были тоже красными, но от холода, и аккуратные сапожки на средней высоты каблучке выдавали приезжую с юга.
— Полина. Елизавета Львовна мне назначила, я правильно пришла? Это детский дом?
Исключительно голос женщины, замотанной в пальто, помог Терентию Иванычу понять, что в этой бесформенного вида фигуре без возраста скрывается, в общем-то, молодая особа.
— Правильно, правильно… — Терентий сбавил ход, разобравшись, что всё не так уж срочно. Тем более что галоши на его валенках были настолько истоптаны, что никак не помогали при гололёде.
— Что ж ты, милашка, не бережёшь себя совсем? — Перед дедом открылось очень даже милое создание, с розовыми, как у всех нынче барышень, щеками и маленькими капельками слёз от мороза во внешних уголках глаз.
— Управы, что ли, на вас, модниц, нет? Был бы я твоим батей, уши уже оборвал бы!
— Вы зря шумите, просто немножко не рассчитала, у нас в Харькове тепло и дождь…
Полина никогда не призналась бы, что единственная зимняя одежда — белый и дорогущий тулуп с овчинным воротником, который отец много лет назад подарил ко дню рождения, — был продан прошлой осенью на барахолке по причине отсутствия денег, мужа, счастья, удачи и вообще от безысходности и надобности ехать опять в Москву.
— А, харьковская… Там всегда теплее… Настоящей зимы у вас не бывает! — Терентий Иваныч проследовал по ступеням ко входу и чинно, как дворецкий в царские времена, приоткрыл дверь.
— Пожалуйте, не стесняйтесь! — Настоящий дворецкий никогда себе не позволил бы такой фамильярности, но Терентий зато много раз видел, как те открывают двери перед хозяйскими гостями.
Поля кивнула с благодарностью и прошла внутрь, на секунду почувствовав себя той самой почётной гостьей.
Внутри её окатили волна тепла, уюта и запах еды. Это был тот запах, который она давно не знавала. Дом пахнул иначе, когда он был счастлив. Таким он помнился. Там когда-то были нотки отцовского сапожного клея и маминого мыла для стирки, еды из печки и немного чужого от пришлых заказчиков, что иногда заходили забирать мамино шитьё, но всегда это был аромат её дома. Особенный и родной. Даже когда печь дымила внутрь и мать нещадно ругалась с покойным отцом по этому поводу, всё равно он был свой — этот запах.
Первый шаг в этот новый для неё и большой дом, который приютил детей, знавших тепло асфальтовых котлов, показался ей правильным. Есть такое чувство, когда ты рискуешь и принимаешь неожиданное даже для себя решение, и душа не находит себе места. Ошиблась ли, предадут ли по пути — все эти мысли и тревоги едят тебя поедом до тех пор, пока уже дороги назад не будет. И вот после всех сомнений, тягот выбора и решений ты прибываешь на место и понимаешь — это оно. Здесь не обидят. Вот этот аромат пшённой каши с тонкой ноткой сливочного масла, которую сразу отличит человек, забывший давно его вкус, гомон детишек везде — и на первом, и на втором этажах, и люди в передниках, озабоченно снующие с кастрюлями в дверном проёме, и этот бородатый дворник — вот это всё оказалось для Полины как нельзя кстати. Наконец-то она почувствовала себя в тепле, безопасности, почти как дома.
