— Паша! Да сколько же можно? — Артём повторял уже третий раз свою мысль, которую Пашка должен был написать в письме юзовским товарищам, а тот всё пропускал мимо ушей.
— Что ж ты такой зачарованный, Павел? Ты о чём думаешь всё время?
— Прошу прощения, товарищ Артём. Задумался, да.
— Что тут думать, Павел! Жениться тебе нужно, жениться! Вроде и парень не из робкого десятка, а всё боишься чего-то. Твоя судьба в твоих руках. Сейчас иначе нельзя. — Артём уже несколько недель наблюдал за эволюцией Пашкиной рассеянности и безошибочно поставил ординарцу диагноз: влюблённость сильная, расстройство души на фоне разлуки с объектом обожания и прогрессирующий романтизм.
— Пожалуй, вы правы…
Вот и решился Павел брать крепость без предупреждения.
— А папы нет… — Полина была в растерянности, понимала, к чему дело идёт.
Мать стояла в такой же растерянности, глядя на цветы и не понимая, что происходит.
— Проходите, проходите… — Мать по привычке вытерла руки о передник, хотя они были чистыми.
Пашка снял сапоги и проследовал в зал, если так можно было назвать главную, самую большую комнату в доме Кирсановых.
Тут же примчались близняшки, обуреваемые любопытством, а следом на одной ноге прискакал Лёха — он часто подражал отцу, когда тот передвигался без костылей.
— Достопочтенная Анна Ивановна, очень жаль, что Тимофея Аркадьевича нет дома… Но я уже пришёл и должен сказать то, к чему так долго готовился! — Павел понимал, что предложение без присутствия отца несколько теряет свою юридическую силу, но отступать было некуда.
— Анна Ивановна, я пришёл просить руки вашей дочери!
Мать понимала, что когда-нибудь это произойдёт, но представляла себе это иначе. Таких высокопарных слов она не ожидала от пацанёнка с соседней улицы. Мать присела на стул и прикрыла лицо рукой. Радоваться или плакать? Не поймёшь теперь.
— Обещаю любить Полину всю жизнь и беречь тоже обещаю. — Пашкина речь пошла не по плану, как и вся его торжественная затея, с самого начала.
Полина была в расстроенных чувствах: без сомнения, она тоже любила Павла, но их отношения имели своим пиком единственный поцелуй и тот был ещё до того, как Пашка подался в большевики. Потом он такой стал резкий и решительный во всех своих разговорах. На редких свиданиях только и говорили, что о справедливости, новом мире и товарище Артёме. Порой у Полины складывалось впечатление, что этот самый товарищ занимает в Пашкиной жизни гораздо больше места, чем она. Отчасти это было правдой, и из-за этого Павел решился на такой кардинальный шаг. Вот эта его затея со сватовством — это был только первый акт. Ещё Павлу предстояло сказать об этом своём решении своим родителям.
— Прошу вас, Полина, если будет получено благословение вашей матушки, станьте моей женой. — Павел стал перед ней на одно колено, протянул букет (и что же, что маленький) и опустил голову в смиренном ожидании.
Именно так он репетировал, именно так он представлял себе эту сцену, после такого отказ невозможен.
Близнецы с восторгом приняли происходящее, запрыгали на месте, хлопая в ладоши: «Тили-тили тесто, жених и невеста!» Их радостный визг вывел мать из ступора.
— Я не знаю… Без отца — не по-людски как-то… Люб он хоть тебе, дочка?
Полина долго не думала:
— Люблю, люблю очень! — и кинулась Пашке на шею, схватив цветы из его руки.
Анна смотрела на них, счастливых и беззаботных, и понимала, что не откажет. В конце концов — это ли не мечта каждой юной девушки? Сама она выскочила замуж вообще без благословения отца — Тимофей схлестнулся с ним после отказа так, что шансов на их дальнейшее сближение не было. И ничего — увёз её в Харьков, построил хату, зажили как все. Любились, миловались, детей родили.
— Раз так, то моё слово такое будет…
Молодые вспомнили, что дело ещё не закончено — слово матери неизвестно, и тут же встали, словно школяры, перед ней, держась за руки.
Близнецы орали всё громче, нагнетая торжественность момента: «Тили-тили тесто, жених и невеста!»
Мать цыкнула на них, те выключились как по команде.
— Я так скажу…
«Хоть бы согласилась, хоть бы согласилась», — Полина про себя повторяла одно и то же.
