– Стоим на очередном запасном пути, – сказала Инна. – Я выходила пописать и не увидела ни души.
В этот момент стальная дверь вагона отъехала в сторону с тупым металлическим скрежетом, и в вагоне появилась Марина Раскова. Она тоже выглядела измотанной, под глазами у нее залегли глубокие тени. Но всё равно она была аккуратно причесана: безупречный пробор, волосы стянуты в тугой узел на затылке.
– Как поживаете? – спросила она с напускной бодростью, но Настя всё равно оценила старания командира.
– В целом мы в порядке, но у нас кончилась еда. Мы надеемся… – заговорила Катя своим характерным низким голосом.
– Я все понимаю. К сожалению, запасов у нас не осталось. Не отчаивайтесь, товарищи. Мы уже близко к цели. Если нам повезет, мы прибудем в Энгельс уже сегодня вечером.
* * *
Они действительно добрались до места назначения почти «вечером», то есть в три часа ночи. Привязав скатки к рюкзакам, они выбрались наружу, где царили мороз и мгла. Как и в Москве, электричества в Энгельсе не было. Усталые, с тяжелой поклажей, девушки следовали за командиром, как тени в загробном мире. Их встретили постовые летной школы с фонарями, стекла которых были закрашены синей краской, и проводили в просторное помещение. Сопровождающий пояснил:
– Это казарменный спортзал. Мужчины перестали им пользоваться, так что вы можете превратить его в общую спальню.
Настя огляделась: повсюду стояли двухъярусные кровати – вдоль стен и по центру, с потолка на длинных проводах свисали голые лампочки. Из-за них возникало ощущение, что это какое-то складское помещение. Настя бросила рюкзак на койку и с глубоким выдохом опустилась на кровать. Катя и Инна заняли соседние койки.
Борясь со сном, Настя начала рыться в рюкзаке в поисках туалетных принадлежностей. Она собиралась подготовить полевую сумку и разобрать одежду уже утром. Вещи можно было хранить в деревянных ящиках под койкой.
В дальнем конце зала висела табличка «Туалеты», но там уже выстроилась длинная очередь. Настя облегчилась два часа назад, когда они еще ехали в поезде, а зубы разок можно и не почистить, решила девушка, чувствуя, что глаза как будто засыпаны песком. Она разделась, натянула на себя суконную рубаху со штанами и юркнула под одеяло. Вокруг стоял гомон, но Настя мгновенно провалилась в сон.
* * *
Ее разбудил громкий гудок, и девушка машинально встала перед своей койкой, как все остальные. Потирая лицо, Настя обратила внимание на помост в дальнем конце зала. Там на стене висел огромный красный флаг с серпом и молотом, а рядом – портрет Иосифа Сталина, похожего на добродушного, но могущественного дядюшку. Марина Раскова стояла на помосте перед портретом, зажав в руке микрофон.
– Доброе утро, товарищи! Мы дали вам поспать дольше обычного, поскольку прибыли поздно. Но такая роскошь была позволена вам один единственный раз. У вас полчаса на то, чтобы разобрать вещи и переодеться к утреннему построению. В девять утра построение на плацу для переклички. Первым делом вы должны получить металлический именной жетон, учебники, тренировочное оборудование. Кроме того, вас подстригут.
При слове «подстригут» по залу пронесся шелест вздохов.
– И лишь после этого вы пройдете на завтрак в столовую. Это всё. – Марина Раскова сошла с помоста и вышла из зала.
– Началось, – резюмировала Настя, ни к кому конкретно не обращаясь, и высыпала вещи из рюкзака на кровать. В одну сторону она отложила то, что ей выдали, как и остальным: котелок, фонарик, шапку-ушанку, аптечку, белье и портянки. Кучку поменьше составили ее личные вещи: расческа, жестяная баночка с зубным порошком, ценный кусок хвойного мыла, крошечное зеркальце, фотография матери и драгоценная бутылочка с перекисью водорода.
Настя заняла очередь в туалет. Там она обмыла тело и почистила зубы в одном на всех длинном корыте. Ровно в девять снова раздался гудок, и Настя вместе с другими девушками выстроилась на плацу рядом со спортзалом в том же порядке, в каком они двигались со станции.
Октябрьский день был холодным. От ветра лица девушек раскраснелись, изо рта шел пар. Вдалеке Настя разглядела аэродром: он находился на продуваемой ветром равнине. Вокруг не было видно ни единого деревца или пригорка, которые могли бы помешать ветру.
