Семен сгреб пачку газет и подпихнул их поближе к Гене:
— А мы уже все газеты посмотрели…
— Дурак, я её имел в виду. Или ты хочешь сам полы драить?
Тощий вампир стушевался:
— Да нет… просто жрать охота.
Выгребая мусор из-под дивана, девица жизнерадостно предложила:
— Я могу яишенку пожарить.
— Ты прибирай давай, а мы потом тебя сами яишенкой угостим, — похрюкивая от смеха, сказал Димон. Семен глупо захихикал. Гена демонстративно взялся пятерней за лицо и картинно вздохнул. Кончив хихикать, Димон вдруг совершенно деловым тоном предложил, явно желая подлизаться к Гене:
— Я вот ещё чего подумал. А ведь и на заборах объявы висят.
— Да ты гений, Димон. Так иди и пособирай, — серьезно сказал Гена. Димон, не ожидавший такого оборота, опешил:
— А пожрать?
Гена внес встречное предложение:
— А по роже? Давайте, валите оба.
— Так нечестно, — возмутился Семен. — Чего ты решил, что ты главный?
— Потому что это моя хата. А кому не нравится — иди жить на улицу.
Возразить на это вампирам было нечего, потому Семен с Димоном, повздыхав, ушли. Девица как раз закончила мыть пол, вынесла грязную воду и вернулась:
— А теперь че делать?
Гена выбрался из-за стола, взял её за руку и потянул на диван:
— Ну что, Таня, потрахаемся?
Всё с той же идиотской улыбкой девица с готовностью плюхнулась на диван:
— Ага. Только я не Таня, я Наташа.
— Да какая разница, — пожал плечами Гена, расстегивая штаны.
* * *
Из всех неприятностей призрачного существования тяжелее всего переносится несвобода. Призрак — отнюдь не вольный дух, который витает где хочет. Он — эманация умирающего тела, его отпечаток на ткани бытия, и к этому телу он остается привязан после смерти. Поэтому призраки являются либо там, где они умерли (особенно если смерть сопровождалась обильным распространением фрагментов тела в окружающую среду), либо там, где упокоились их бренные останки.
Ольге повезло: сын повсюду возил бутылку с ее прахом, и это открывало перед ней широкие возможности. Например, попасть в офис Инги было не сложней, чем в офис Сильвестра: в обоих случаях Ярик просто рассыпал немного праха перед дверью, а уж посетители сами внесли его куда надо на подошвах. Подавая Вите сумочку, Ярик всыпал немного праха в кармашек, и Ольга без проблем попала в квартиру… несомненной ведьмы.
Квартиру надежно защищали крепкие обереги, начертанные под обоями над порогом, над окнами, вокруг вентиляционных отверстий. Не пронеси Вита щепоть праха в кармашке, Ольга бы расшиблась об эту охрану. Она и сейчас вся сжалась в самую минимальную точку, чтобы ведьма ее не заметила. Она могла легко укрыться от взгляда простого смертного, но ведьма, создающая такие сильные обереги, выкупит ее в два счета. Кажется, сейчас она не искала Ольгу взглядом лишь потому, что была слишком сосредоточена на дочке.
— Здравствуй, — по голосу хозяйки Ольга поняла, что дочь сейчас получит нахлобучку. — Что это значит? Сбежала, телефон не отвечает, где-то шлялась допоздна. Где ты была?
— Прости, мама. Эта защита, она так вымотала… А телефон… извини, я забыла включить. Я всегда выключаю его во время сессии.
— Какой сессии?
— Я как раз собиралась тебе сказать… я хожу к психотерапевту.
— Вот так новости. И давно?
— Уже полгода. Мне вдруг стало трудно учиться, начались панические атаки… как сегодня.
— Так это была не просто фанаберия, — ведьма отчеркнула голосом последнее слово. — Это была паническая атака. Сергей Ильич весь извёлся — что же он сделал не так, я места себе не нахожу, уже в полицию звонить собралась — а ты к психотерапевту побежала. За умными словами для оправдания собственного эгоизма.
Вита уронила сумочку и разрыдалась. Маменька тут же сменила искренний гнев на фальшивую милость.
— Ты уже взрослая девочка. Пора научиться держать себя в руках. А в РГГУ ты что, тоже от любой чепухи с ревом за двери кидаться будешь?
Ольга по голосу поняла, что ведьма развернулась спиной, и решила все-таки глянуть на нее.
Бросив один лишь взгляд, она в ужасе кинулась прочь.
* * *
— Ну, короче, всё совсем плохо, — сказала Ольга, едва явившись в кабине Ярославова фургона. Вид у нее был слегка запыхавшийся — хотя с чего бы призраку? Нет, поправил себя Ярослав, напуганный.
