Последний экзамен было вообще что‑то жуткое. Я вытащила билет по травам прибрежной полосы и даже наивная расслабилась, как никак я выросла в этой самой полосе и уж что‑что, а травы, которые у нас росли знала неплохо. Как же я ошибалась… Еще проходя по длинному проходу к столу, я почувствовала что на меня смотрят, а когда подняла взгляд, поняла, что меня сейчас будут убивать.
Сидящий передо мной экзаменатор всем своим видом показывал, что моим ожиданиям, увы, не оправдаться.
Холеный сияющий аристократ с каменным выражением лица и откровенным бешенством в глазах. Когда я робко протянула ему свой билет, он с насмешкой произнес.
— Вы, видимо, ошиблись — прошения о принятии на работу прислуги принимаются с черного хода.
Я растеряно огляделась и прошептала:
— Я не прислуга, я поступать пришла, это мой билет.
Он позволил себе ухмыльнуться и язвительно добавил:
— Да что Вы говорите, как же это я не понял сразу! — он еще секунд десять сидел насмешливо смотря на мою протянутую с билетом руку и, наконец, будто бы это было что‑то грязное, брезгливо взял мой билет двумя пальцами за кончик, а потом демонстративно кивнул слуге, который тут же кинулся к нему с чашей для омовения рук и полотенцем.
Я стояла ни жива, ни мертва, умирая со стыда.
Но когда я уже была на грани слез и готова гордо развернутся, чтобы покинуть это место, что‑то во мне возмутилось.
Да, мои родители были обычными людьми! Да, я сирота! Да, у меня нет денег, нет поддержки, нет ничего! Но я человек. И не глупее всех этих богатеньких девочек и мальчиков, что с таким презрением смотрят на меня. Да, у них были настоящие, частные учителя, но это еще не значит, что уроки они усвоили лучше меня. Для них учеба в Академии просто еще одна галочка в личном статусе, а для меня — мечта. Я не сдамся!
— Я готова отвечать, — сказала я, подняв на него упрямый взгляд.
Это вызов? Сейчас ты умрешь, наглая девчонка, — читалось в его глазах.
Это был бой не на жизнь, а на смерть. Какие там травы прибрежной полосы, если меня гоняли по таким просторам, о которых я раньше и не догадывалась. И когда мы были уже готовы вцепиться в глотки друг другу, раздалось:
— Боевая ничья, магистр Вирт, — почтенного вида старик, которому я сдавала прошлый экзамен, поднял руку, чтобы прервать нашу перепалку, — предлагаю компромисс: абитуриентка Минари Суок очень хорошо зарекомендовала себя на предыдущих двух экзаменах, у нее высшие баллы, травы прибрежной полосы она также знает превосходно. Но, у нее есть некоторые пробелы в знаниях по травам других регионов, — Сказал он в сторону злобного хлыща, у которого ходили желваки на скулах, — поэтому я считаю, что будет справедливым зачислить ее на курс. И даже позволю себе вольность, зачислить ее на курс за счет казны Академии.
— Это невозможно, ректор Янир, — медленно процедил Вирт, пристально глядя в глаза ректору, — Совет Академии этого никогда не одобрит!
— Не решайте за весь Совет, магистр Вирт, — спокойно сказал ректор, — вспомните устав Академии, которой Вы служите, и Вы поймете, что я прав.
— Она не заслуживает стипендии, — сказал он, но было понятно, что имел виду он другое. Я не заслуживаю здесь учиться.
— Ну что ж, этот вопрос мы решим. Согласен, что первый год о стипендии мы говорить не будем, а дальше все будет зависеть только от Вас, моя дорогая, — перевел на меня взгляд ректор.
Так я попала в Академию.
Вопрос о хлебе насущном решился просто. Некая госпожа Куног искала соседку по комнате и одновременно служанку. В Академии многие этим грешили, слуг‑то пришлось оставить дома, а основная масса поступивших была из очень богатых и благородных семейств, которым не пристало за собой портки стирать. А мне было не привыкать, к тому же это была работа не хуже других, только в стенах Академии, что было даже преимуществом.
Так, предаваясь воспоминаниям, я незаметно для себя уснула.
