– Потом все-таки узнал, – неуверенно возразила я, припоминая боль и удивление, скользнувшее в желтых глазах стоявшего передо мною зверя.
– Да, но не тебя, а реар, – поправил Ролар. – Когда Повелитель отдает свой амулет – любимой женщине, лучшему другу или советнику, – это означает безграничное доверие, в жизни и посмертии. Мало кто из вампиров, не говоря уж о людях, удостаивается столь высокой чести, потому-то я с вами и разговариваю, хотя по правилам должен был прирезать вас обеих и зарыть в ближайшем овраге, чтобы никто в городе не узнал о моем существовании.
– Цю, вы только подывицеся на цього злыдня-подлюку! – профессиональная гордость Орсаны была задета. – Еще неизвестно, над кем бы по осени осот зацвел!
– А откуда ты мог знать, что я не сняла реар с трупа убитого мною врага? – тоже не без обиды поинтересовалась я.
– Это исключено. – Ролар откинулся на спинку стула, меча короткие тоскливые взгляды в сторону кухни, где бесследно растворилась Милетта с нашим заказом. – Если реар не был отдан добровольно, спустя какое-то время он полыхнет огнем не хуже дракона, разделив вора на обгорелые верх и низ, а сам развеется в пыль. По тебе же видно, что ты носишь его не меньше года.
Я спрятала амулет за воротник, с замиранием ожидая взрыва, но пронесло.
– Что значит – видно? А почему никто до тебя не замечал?
– Так уж и никто? – прищурился вампир.
– Дракониха! – сообразила я. – Вот на что она намекала! И Магистр Травник какие-то дурацкие вопросы задавал, и Келла со Старейшиной так уставились, словно впервые увидели. Но ведь видели, всего неделю назад!
– Изменения происходят постепенно, – подтвердил Ролар, – окружающие могли их не заметить или не придать значения.
– А что изменилось-то? – подозрительно спросила я.
– Так сразу и не скажешь, – развел руками вампир, – выражение глаз, что ли?
«У тебя крас-с-сивые глаза. С-с-слишком крас-с-сивые…»
Все-то эти драконы знают!
Ну, выражение еще куда ни шло. А то я уж испугалась – не ровен час, клыки растут. Так дело в реаре, а не во мне! Вероятно, в нем заключен источник силы, необходимой для проведения обряда, а я неосознанно ею пользуюсь. Странно, я ощущала реар как совершенно инертный камешек, более того – скорее отталкивающий магию, чем излучающий. Как он защищает от телепатии, я еще могла понять, но откуда берется все остальное – ночное зрение, мгновенно заживающие раны, быстрое восстановление резерва? И почему я не могла пользоваться его силой раньше, на том же экзамене, когда пришлось-таки бежать к источнику в актовый зал? Или когда я здорово обгорела на солнце? Впрочем, эти вопросы могли подождать.
– Хорошо, а зачем нужны Хранители?
– Видишь ли, погибший может и не захотеть воскресать. Мало ли при каких обстоятельствах он скончался, или по ту сторону Круга ему понравилось больше. Вампиры слушаются Повелителей беспрекословно, но самим Повелителям никто не указ. У него должно быть веское основание вернуться – дружба, любовь, долг. Поэтому один Повелитель не может замкнуть Круг для другого, а у обычного вампира это не получится, вот и приходится готовить Хранителя заранее. Желательно – за пять – десять лет, хотя тут, конечно, не угадаешь.
– А у одного Повелителя может быть несколько Хранителей? – с надеждой спросила я. Не мог же Лён просто так, с бухты-барахты, после трех недель знакомства отдать мне настолько важную для него вещь, даже не намекнув о ее ценности! Дешевый, можно сказать, бросовый камешек на тонком кожаном шнурке не соблазнил бы самого опустившегося грабителя, для украшения тоже не годился, а защищаться от телепатии я научилась уже и сама. Мне он был дорог как память, и только. Кто мог поручится, что я, весьма неаккуратная особа, не потеряю его – например, купаясь в речке или случайно стянув вместе с ночной рубашкой, – или кому-нибудь не подарю?
– Единовременно – только один, – разочаровал меня Ролар. – Извини, Вольха, но открутиться тебе не удастся.
Откручиваться я и не думала. Напротив, убедившись, что обратного пути нет, пришла в лихорадочное, но предельно собранное и деятельное состояние:
