— Ох, Таюша… чего пришла-то?
Выглядел он неважно. Лицо казалось серым, осунувшимся, глаза потускнели, седые волосы облепили вспотевший лоб.
— Ну как так-то! — Тайка всплеснула руками. — Что ж это ты, дед, разболелся и молчишь? Позвонил бы хоть, я бы мигом прибежала.
— А чего я тебя лишний раз волновать буду? Всегда само проходило, и сейчас пройдет. Подумаешь — насморк. Да и телефон, понимаешь, разрядился, — в его голосе появились сварливые нотки.
Тайка улыбнулась: бабушка тоже, помнится, сопротивлялась, когда ей на день рождения подарили смартфон, но потом все-таки освоилась. Небось не сложнее, чем по волшебному зеркалу разговаривать. Особенно когда оно сломанное и барахлит.
Она подошла, тронула ладонью горячий морщинистый лоб:
— Ой, а у тебя, похоже, жар. Может, фельдшера вызвать?
— Даже не думай! — Дед Федор аж бородой затряс. — Я по старинке: чаек, малинка, в баньку схожу, когда растопить осилю. А этот наверняка таблетками пичкать начнет — ты ж знаешь, не люблю я это дело. Даром что ли на «скорой» работал…
Тайка вздохнула. Она слишком хорошо знала: если уж дед заупрямился, никто его не переупрямит.
— А бульончик хоть будешь? Только сегодня сварила.
— Бульончик — эт можно, — старик все еще хмурился. — Да ты не суетись. Я кушать не хочу, успеется. Оставь на столе свои гостинцы и беги. У тебя, небось, дел по горло?
Но тут уж Тайка не поддалась. Чего это он ее спровадить хочет?
Она нашла дедов телефон и поставила его заряжаться. Поправила подушку, раздвинула шторы, открыла окно, впустив в комнату свежий воздух (и Пушка, который тут же развалился на подоконнике — благо, дед Федор не мог видеть наглого коловершу). Потом разогрела бульон, налила его в любимую дедову миску с голубенькими цветочками и сунула старику в руки ложку:
— Вот. Приятного аппетита!
Дед Федор все вздыхал и охал, глядя на ее хлопоты, но от еды отказываться не стал.
— Спасибо, Таюша, — он хлюпнул бульоном. — Ух и вкусно!
— Я старалась, — она вытерла руки полотенцем и присела рядом на стул.
Старик ел медленно, смакуя.
— Совсем забыл, — он вдруг вскинул голову. — Тут Маришка тебе из города подарочек прислала. Вон там, глянь.
Тайка проследила за его взглядом: на тумбочке лежало маленькое карманное зеркальце в серебристой оправе. Красивое.
— Ой, спасибо, — она открыла его и поправила выбившуюся из косы прядь.
— Кстати, все хотел спросить: как там твоя алгебра поживает? — Дед звякнул ложкой о край тарелки, и Тайка вздрогнула.
— Ну-у-у…
— Не занималась. Я так и знал.
— Вообще-то занималась. Пару раз. А потом как-то все завертелось… — она опустила взгляд, рассматривая носки кроссовок. — Ой, деда, ты же столько всего пропустил! Знаешь, Радмила расколдовалась!
— А учительнице ты тоже скажешь, что ничего не выучила, потому что Радмила расколдовалась?
Тайка закатила глаза и сунула зеркальце в карман.
— Нет, но…
— Послушай меня, — перебил ее старик. — Я твоей бабке обещал, что буду за тобой присматривать? Обещал! Что же ты меня подводишь? Все эти волшебные штучки — дело, конечно, хорошее. Но о реальной жизни тоже нельзя забывать. Не может же она состоять из сплошного волшебства.
— Знаю… — У Тайки вспыхнули щеки. — Я все выучу, честно-честно. Давай не будем об этом сейчас, пожалуйста.
— Твоим друзьям в школу-то не надо, — дед Федор словно не услышал ее просьбу. — И в институт не им потом поступать. Я же не говорю: совсем забудь к ним дорогу. Но лучше бы тебе появляться у них пореже. Хотя бы в сентябре, пока не привыкнешь к новому расписанию.
— А потом поздно будет. Яромир с сестрой скоро уйдут…
Она горько вздохнула, а дед Федор вдруг насторожился:
— Уйдут? Никак вязовые дупла опять открылись?
— Пока нет, но скоро наверняка откроются. Теперь, когда Радмила в полной силе, они мигом Кощеевича поймают. А я потом всю жизнь жалеть буду, если просто в сторонке постою.
Старик со стуком поставил опустевшую тарелку на тумбочку.
— Вот что, Таюша, выброси эти глупости из головы. Ты свое дело сделала, а дальше — их проблемы. Ну сама подумай: они дивьи люди, мы им не чета.
От этих слов у Тайки в горле опять возник горький ком. А только, казалось, от него избавилась…
