— Нет! Не отпущу! И не уговаривайте! — С каждой фразой его голос становился все визгливее. — Что значит — хочет уйти? Подумаешь, ну бросил ее жених, нашел себе какую-то другую жабу. То есть бабу. Так мы Марфушке нового подыщем! Она девка видная. Будет как окунь в масле… тьфу, я хотел сказать, как сыр в воде… ну, в общем, ты поняла.
— Ей не нужен жених, ей нужна свобода! — Тайка тоже стукнула кулаком по пню и быстренько, пока хозяин болот не заметил, облизала сбитые костяшки.
— Ты мне тут не перечь! Это все придурь бабья бестолковая. Не дозволяю! Я тут царь или где? — Он разгладил ладонью новехонькую блестящую мантию из рыбьей чешуи.
— Если бы не Марфа, вы бы так до сих пор и сидели в тростниках. А змеи продолжали бы жрать болотников, пока от вашего царства не остались бы рожки да ножки.
— Пфе! Да я бы сам их разделал в два счета. Раз-два — и готово!
— А что ж не разделали?
— Да как-то все недосуг было, — Мокша сунул ей под нос лапу. — Вишь, у меня перепонки менялись. Теперь-то новые выросли, и я всем покажу!
— А зачем тогда меня на помощь звали, если сами могли справиться? — Тайка в сердцах пнула носком резинового сапога мелкий камешек. — Впрочем, это легко исправить. Я могу снова разбудить змей, и мы проверим, кто тут самый умный и сильный.
Малые болотнята в кустах взвизгнули: то ли от страха, то ли предвкушая грядущую забаву. Шутка ли — царь болот сам с супостатами сражаться будет.
Мокша пожевал губу, поскреб когтями бородавчатую грудь и вздохнул:
— Погоди, ведьма. Ты вроде говорила, что Лютогорка там у тебя в Дивнозёрье безобразничает?
— Да. Только это-то тут при чем?
— Стало быть, теперь тебе помощь нужна? — Мокша шикнул на болотнят, и те вмиг притихли.
— Мне Марфа поможет, а от вас мне ничего не надо. Только ее отпустите, — Тайка все еще не понимала, к чему клонит хозяин болот, а тот уже вовсю лыбился, скаля щучьи зубы:
— Как говорится, долг платежом красен. Ты помогла мне, а я — тебе. Эх, забирай Марфу. Служила она мне верой и правдой, пущай теперь тебе послужит. Такова моя царская воля! И кстати, дудочку эта… верни.
И тут до Тайки дошло: царю болот важно было сохранить лицо перед подданными, иначе те уважать не будут. Тут же, небось, не только малые болотнята в тростниках хихикают, под каждым кустом какой-нибудь хмырь болотный притаился и уши греет.
— Благодарю, хозяин волшебства. Вы так великодушны, — она с поклоном протянула ему свирель.
— И тебе спасибочки, — Мокша сцапал свое сокровище и спрятал под мантию. — А еще вот это забери! Нам оно тут без надобности.
Он протянул Тайке уже знакомый мешок, где скреблось-копошилось Лихо. Ну вот… и куда его теперь девать прикажете?
Хозяин болот не без злорадства наблюдал, как вытянулось ее лицо:
— Ну, а теперь скатертью вам дорожка, лентой ровный путь. Идите, идите, я дозволяю.
Уф-ф, отпустил все-таки! И даже чудесная ложка не понадобилась — так и осталась лежать в кармане.
Признаться, Тайка до последнего ждала какого-нибудь подвоха. Марфа, как оказалось, тоже. Но странное дело: никто не преследовал их, не пытался цапнуть за ногу из бочажка, не выпрыгивал из кустов, крича: возвращайтесь, мол, царь передумал…
Так они добрались до самой Жуть-реки. Тайка перепрыгнула на другой берег, а болотница (хотя какая она теперь болотница, вид один) застыла в нерешительности:
— Мокша говорил, каждого, кто сбежать осмелится, преграда испепелит. А вдруг он наказать меня так решил? Сказал, что отпускает, а сам заклятье не снял. Вспыхну щас, как еловое полешко, и даже косточек не останется. Нет уж, лучше я вернусь.
Тайка протянула ей руку:
— Не бойся, прыгай. Мокша, конечно, жаба, но не до такой же степени?
— Ты его совсем не знаешь.
Марфа попятилась, в ее волосах вновь показалась болотная прозелень.
— Эй, а как же свобода, барабаны? Научишься играть, попросим у Шурика, чтобы Ромуальд тебя в свою группу прослушал. Им давно ударник нужен.
— Да пропади они все пропадом!
На глазах у Марфы выступили слезы. А Тайка и сама уже чуть не ревела от злости. Выходит, все было зря? Ей хотелось кричать, топать ногами, настаивать, убеждать. Или просто взять нерешительную болотницу за руку и прыгнуть вместе. Останавливало одно: а вдруг Марфа окажется права? Что если Мокша и правда мерзавец, каких мало? Она же себя потом не простит…
