— А с чего ты взяла, что он не замышляет какое-нибудь коварство?
— Зачем бы ему?
— Ну… он всегда был себе на уме. Слушай, давай я с тобой полечу?
Пушок состроил обреченную мину, будто бы собирался прямо сейчас пожертвовать жизнью ради товарища, но Тайка его геройства не оценила:
— Нет уж, в прошлый раз дома остался — и сейчас сиди. Мокша меня одну позвал.
Коловерша распушился и зафырчал, как закипающий чайник:
— Тая, одумайся! Тебе не о том сейчас беспокоиться надо: всего шесть дней осталось, чтобы Радмиле голос вернуть. Или своего лишишься!
Мог бы и не напоминать, паникер пернатый: Тайка сама только об этом и думала. Но сердце чуяло: неспроста Мокша ей весточку прислал. Надо идти. Пришлось прибегнуть к последнему средству:
— Пока меня не будет, можешь лопать вишню сколько влезет. Прямо с дерева.
— А… о! Правда? — Пушок облизнул усы и аж затанцевал, цокая когтями по столу. — Вот это да! За это я тебя и люблю!
А Никифор усмехнулся в усы:
— Ежели наша Таюшка-хозяюшка что-то решила, никому ее не отговорить. Так-то! Ну что ж, в добрый путь…
* * *
Собралась Тайка быстро. Но прежде чем идти на болота, сделала крюк, завернув к речке, и покликала Майю. Та пусть не сразу, но все-таки высунула нос из-под коряги, хлопая заспанными глазами:
— Чего тебе, ведьма? Не видишь что ли — сплю я!
— Ой, прости, что разбудила, — Тайка присела на корточки у воды. — Такое дело: я опять к Мокше иду. Может, хочешь что-то сестрице Марфе передать?
Майя подплыла ближе:
— Ох ты ж! Хорошо, что я не поленилась и выглянула, а то бы такую оказию проспала. Скажи ей, что я в ее пруд толстолобиков напустила и известью дно усыпала, а другие мавки да водяницы сачками ряску вычерпали, выкосили заросли рогоза. Пока не самое чистое жилье, но все же уже есть куда вернуться. Если, конечно, она захочет…
— Мне показалось, она хочет, просто Мокша ее не отпускает, — Тайка вздохнула.
— Эх, сглупила я, — Майя шлепнула ладонями по воде. — Надо было у него зеркальце волшебное на Марфу выменять. А второго такого нет.
И тут Тайку осенило:
— Слушай, а ты по дну Жуть-реки пошарь — мало ли чего завалялось? Не обязательно чудесное, можно просто красивое. Я была у Мокши в его надводной пещере — он словно сорока: любой хлам к себе тащит, лишь бы блестело.
— Хм… Подожди-ка меня здесь. — Мавка бесшумно ушла под воду.
Ее не было около получаса, и Тайка начала было беспокоиться, но когда она уже собралась покричать, Майя вернулась.
— Вот, смотри, — она протянула Тайке ложку.
Ух и красивая! Золотая, украшенная красными и синими самоцветами и с капелькой хрусталя на рукояти.
— Никогда такой не видела, — восхитилась Тайка. — Прямо царская!
— Может, и царская, — мавка пожала плечами. — Здесь уж точно таких не делают. Видать, по самому Непуть-ручью из дивьего края приплыла. Как думаешь, ему понравится?
— Уверена, что понравится, — Тайка спрятала ложку в карман куртки и застегнула его на молнию. — Ну, мне пора…
— Удачи, ведьма! Провожать тебя не пойду, не обессудь: сегодня виски ломит, значит, ливанет скоро. А тропинку ты и сама знаешь, — махнув рукой на прощанье, Майя нырнула под корягу.
Небо вскоре действительно затянуло тучами, начал накрапывать мелкий дождик. Оставалось утешаться мыслью, что дождь в дорогу — добрая примета.
* * *
Стоило Тайке пересечь границу Жуть-реки, перепрыгнув на другой берег, как она поняла: ее ждут. От ощущения чужого присутствия по спине пробежали мурашки, она резко обернулась и чуть не вскрикнула: за ее спиной, улыбаясь, стояла Марфа.
— Ну, здравствуй, ведьма. Не думала, что так скоро свидимся.
С их последней встречи болотница посерела лицом, будто бы ее присыпало пеплом. Желтые с оранжевым оттенком глаза смотрели устало, спина сгорбилась. Неважно, в общем, выглядела Марфа…
— Что у вас случилось?
Болотница зашикала, озираясь по сторонам:
— Тс-с-с, молчи, ни слова больше. А то услышат, тогда нам обеим несдобровать. Надень пока вот это, — она протянула сушеную жабью лапку на веревочке, — Мокша сам для тебя сделал.
Тайка приняла подарок и сразу же нацепила его на шею. Голова вдруг закружилась так, что пришлось прикрыть глаза, а когда она вновь подняла веки, болота изменились. Густая осока расступилась, мутные бочажки поголубели, будто бы в них отразилось небо, кочки выстроились ровной дорожкой, а грибы на корягах засияли, подсвечивая верный путь. Тайка сделала шаг. Другой. Корни и ветви сплетались в мудреные узоры под ее ногами и слегка покачивались, вместо затхлости запахло свежим травяным соком, кувшинки вынырнули из воды и раскрыли лепестки.
