Из толпы мавок выскочила раскрасневшаяся Катерина и обняла лешего за шею:
— Как у вас весело, Гриш… ага, и ты тут, — она заметила Тайку и нахмурилась.
— Я уже ухожу, — ох, только бы не показать слез…
В этот миг Майя, хлопнув в ладоши, зычно крикнула на всю поляну:
— Луна вышла! Айда папоротников цвет искать!
Музыка стихла, а вместо уже привычной трещотки раздался звук заводящегося мотора. Похоже, Гриня с Катериной решили уехать еще до рассвета.
Все разбрелись, и притихший лес вдруг ожил. Повсюду слышались шаги, шорохи, смешки, треск веток и чужое дыхание за плечом… Тайка отошла подальше под сень сосен и свернула с тропки туда, где прежде видела густые папоротниковые заросли. Только оставшись одна, она дала волю слезам.
Купальская ночь была светлой, несмотря на то, что луна то и дело пряталась за тучами. Влажная земля пружинила и чавкала под ногами, а прежде эту часть леса никогда не заболачивало… ох, Гриня, Гриня.
Тайка подобрала палку, чтобы раздвигать широкие листья и не провалиться в какой-нибудь бочажок.
Пару часов спустя ноги сами вынесли ее на незнакомую поляну. Высоченные — почти в пояс — папоротники росли тремя плотными кругами, а в самом центре… сперва Тайке показалось, что чей-то костер мерцает, то разгораясь, то угасая. Лишь продравшись через первый круг зарослей, она поняла — нет, не костер. Цветок! Настоящий! Слезы вмиг высохли, и Тайка ускорила шаг.
Вскоре она заметила, что с другой стороны к центру поляны тоже приближалась темная фигура и неизвестный соперник, как назло, был проворнее.
Луна вновь вышла из-за туч, осветив поляну, и Тайка ахнула. К цветку папоротника склонился парень из дивьих: высокий, с волосами светлыми, как лен. По обе стороны от него замерли собаки: овчарка и взрослый симаргл с белоснежными крыльями. Дивий гость коснулся лепестков цветка, будто бы погладил, — но срывать не стал. Вместо этого вырыл ямку рядом, что-то сложил в нее, закопал и полил из фляжки.
— Эй! Кто ты?
Когда Тайка продралась через второй круг, небо едва заметно посветлело: близился рассвет. Дивий парень вздрогнул, выпрямился и положил руку на холку симаргла.
— Забудь все, что видела. Не твое это дело. — Его голос лился, как родник, завораживая чудесным звоном.
Тайка мотнула головой, сбрасывая морок, и схватилась за оберег:
— Еще как мое! Я ведьма-хранительница Дивнозёрья, тут все под моей защитой.
Ответом ей стал смех.
— Такая юная, и уже ведьма? Не оскудел ваш край на чудеса… — он собрал в ладонь утреннюю росу с папоротниковых листьев и сдунул капли прямо Тайке в лицо.
Пока та пыталась проморгаться, гость из дивьего царства исчез вместе со своими собаками.
Цветок тем временем потускнел. Тайка потянулась к стеблю, но тут откуда ни возьмись на нее напрыгнул Пушок:
— Мое! Нашел! — Коловерша впилился лбом в ее ладонь.
— Эй, нечестно! Я первая была!
— А я быстрее!
Пока они пререкались, отпихивая друг друга, цветок почти угас. В сердцевине мерцала последняя искра, когда упругий стебель переломила проворная рука Майи.
— Ух, и повезло! — взвизгнула мавка, пряча цветок под юбкой. — Еле успела!
За ее спиной уже вставало солнце нового дня.
— Это все из за тебя, — бухтел Пушок, топорща перья. — Могли бы сейчас — ух — все иметь и век горя не знать.
— Ах, из-за меня?! — Тайка замахнулась поварешкой. — А кто пихался?
— А ну цыц! — Никифор стукнул кулаком по столу. — Неча ссориться на пустом месте. Слыхали, небось: кому папоротников цвет в руки дался, тому и был назначен. А ваше счастье, стало быть, глубже запрятано. Не заслужили исчо.
— А Майка заслужила? — Коловерша фыркнул. — Да что она может загадать, мавка глупая?
С улицы донеслось тарахтение мотоцикла, и Никифор выглянул в окно:
— А вот, кстати, и она. Легка на помине… Да не одна.
Тайка бросила поварешку и сама выбежала за калитку.
— Гриня!
Леший снял с головы шлем, поклонился Тайке и покосился на мавку. Та пихнула его локтем в бок.
— Прости меня, ведьмушка, — Гриня уставился себе под ноги. — Я тебе вчерась сгоряча лишнего наговорил.
— Прощаю, — улыбнулась Тайка. — Как говорится, кто старое помянет… Но ты ведь остаешься?
