– Эвностий, мне надо отнести корзину с желудями Мирре и Коре, может, мы пойдем туда вместе? Этот хулиган кентавр Мосх стал доставлять мне массу неприятностей с тех пор, как мы с ним расстались, и лучше, если рядом со мной будет мужчина.
Я вовсе не боялась Мосха, мне даже нравились его заигрывания, и я собиралась возобновить с ним отношения, правда лишь после того, как отдохну и взбодрюсь с более молодыми мужчинами. (Вы понимаете, что когда я говорю «мужчина», я имею в виду любых взрослых особей мужского пола, а не только людей.) Но мне хотелось, чтобы Эвностий почувствовал себя сильным и мужественным. Уж год, как он осиротел и очень нуждался в поддержке и руководстве взрослой женщины.
После того как я произнесла имя Коры, самой красивой Дриады в Стране Зверей, его уже не надо было упрашивать.
Мы отправились туда через лес. Эвностий, как настоящий разведчик, шел впереди, ударяя со всего размаху палкой с заостренным концом по тем кустам, которые казались ему подозрительными, и постукивая ею по земле, чтобы отпугнуть ядовитых змей. В другой руке он держал тростниковое перо и табличку из пальмового листа. (Да, у минотавров есть руки, копыта у них только на ногах.)
– Эвностий, о чем ты мечтал, когда я окликнула тебя?
– О Коре, – признался он. – Я писал ей стихи.
Он смутился, но лицо его при этом засветилось от счастья. У него были большие зеленые глаза, будто вобравшие в себя цвет моря, хотя всю свою жизнь он провел в лесу и даже ни разу не выходил из него.
– О чем эти стихи?
– О любви.
– Что ты знаешь о любви, малыш?
Конечно, «малыш» было понятием относительным. К уже имеющимся шести футам роста должен был прибавиться еще как минимум один.
– Это и есть поэзия – писать о том, чего не знаешь. Неужели ты думаешь, что автор «Стука копыт в Вавилоне» когда-нибудь бывал там?
Он стал читать то, что было записано на пальмовом листе, который он нес:
На копытах легких Минотавр влюбленный,
Юную дриаду ищет он упорно,
Что за ним следила из листвы зеленой,
Поправляя томно локон непокорный.
– Ты, наверное, хочешь сказать – тяжелых?
– Нет, это копыто было очень изящным. Он посмотрел на свои собственные и легонько потопал ими по дерну.
– Звучит многообещающе, – заметила я, – но надо отшлифовать. – Что еще можно сказать подающему надежды поэту, если ты сам настолько не разбираешься во всем этом, что не можешь даже отличить подлинный шедевр от дешевеньких стишков?
– Почему это ты бегаешь от меня, девочка?
Кентавр преградил нам дорогу. Четыре ноги, две руки и всклокоченная седая грива – устрашающее зрелище. Но это был Мосх, а он не опаснее пустого бурдюка. Крошечный поросенок, розовый малыш, который еще не скоро превратится в борова, резвился у его ног.
– Вовсе не бегаю, Мосх, просто я слишком занята, чтобы прогуливаться с тобой по лесу. Я иду к Мирре.
– Кто говорит «прогуливаться»? Я всего-навсего хотел поболтать. И может, позавтракать вместе, – добавил он, покосившись на желуди. Кентавры любят их не меньше, чем дриады. Затем, оглядев Эвностия с ног до головы, он сказал: – Привет, парень. Ну, как у тебя дела с девицами, бегаешь к ним?
Эвностий вежливо кивнул, и внезапно оба они ощутили свою причастность к братству рогатых и хвостатых зверей, хотя втайне кентавры считали себя существами высшего порядка по той причине, что у них не четыре, а шесть конечностей. А еще, и это вовсе не мои выдумки, между ними появилось молчаливое взаимопонимание мужчин, которые по-настоящему умеют ценить соблазнительную женщину, причем Мосх, временно потерявший меня, слегка завидовал, а Эвностий, обретший, хоть и в качестве тетушки, гордился.
– Будьте поосторожней в лесу, – крикнул Мосх нам вслед. От него пахло пивом. – Были дурные предзнаменования.
Предзнаменования? Какие? Как жаль, что я не вернулась и не расспросила его поподробнее. Дело в том, что Мосх был туповат и, вернись я, обязательно пристал бы ко мне со своими глупыми и занудными анекдотами.
– Надеюсь, он все же не наступит на своего поросенка, – пробормотал Эвностий. – Я только что сочинил новое стихотворение:
Поросенок,
Крошка нежный,
Весел ты всю жизнь свою.
