Некто, поругавшись с женой, топил горе в вине, «соображая» на троих. Но спирт оказался палёным, компания — сомнительной, а квартира, где пили, — с железной дверью и глухим окном. Непогашенная сигарета довершила дело: все трое, уснув, задохнулись при пожаре от дыма.
На поминках друзья покойного сидели всю ночь, опустошая водочные запасы, а под утро захотели добавить. Набились в авто, которое помчалось с большой скоростью в магазин, но на повороте врезалось в дерево.
Так ещё шестеро отправились к праотцам.
Вскладчину дешевле — и родственники погибших устроили коллективные похороны. За длинным столом собралось больше сотни, в шесть стаканов под срезкой чёрного хлеба налили водку. Но она оказалась «левой», и двое тут же отравились. Стали выяснять, кто принёс. В результате вспыхнула драка — бутылки против табуреток, вилки против ножей. Вызвали милицию, но столкновение с ней переросло в массовые беспорядки с десятками жертв.
Через неделю, когда стянули войска, винные погреба в городе оказались опустошёнными, а кладбище, наоборот, переполненным, так что пришлось открывать новое.
Иван Мутаперл. «Русские были» (2005)
Обедали тут же, на стройке, расстелив газету, спрятавшись от июльской жары под нависшей плитой.
— Слышь, бригадир, — жевал бутерброд жилистый крановщик. — В этом месяце премия не помешала бы…
— А за что?
— За ударный труд.
— Конечно, — поддержал басом седоусый монтажник с котлетой на вилке. — У тебя же четвёртого жена носит. За такой ударный труд медаль положена!
Расхохотались, тряся стаканами с квасом.
— Ой, ой! — передразнил крановщик. — О вас же, черти, пекусь. Вон, и студенту деньги не будут лишними.
Студент промолчал.
— Нет, он сознательный, комсомолец, забесплатно вкалывает.
— У него трудовой семестр!
— Ну, чего к парню пристали? — вступился бригадир. — Передайте-ка соль.
— Мы же любя. Правда, студент? И не жалко с нами каникулы гробить?
— Да матери помочь надо. Одна в деревне. А себе я пару недель оставил — отгуляю.
Он говорил механически, из уважения к старшим. А думал о девушке, с которой познакомился в клубе на танцах, и решал, на какое кино её пригласить.
Бригадир достал папиросы:
— Угощайтесь.
— А у меня самосад, — в свою очередь открыл табакерку седоусый. — Давай сравним.
Поплыл дымок.
— Слышь, бригадир, — замялся крановщик. — Про премию-то я так, не подумай…
— А я думаю. Премию не обещаю, а на крестины скинемся.
Замолчали, лениво раскинув ноги, передвинулись в тень.
— Студент, а студент? — вдруг пробасил монтажник, так что все вздрогнули.
— Ну, чего?
— А ты на кого учишься?
— На строителя.
— Ого! Вернёшься, значит, начальником?
— А ты как думал, — оживился крановщик. — Ты с ним поосторожнее.
— А мне — что начальник, что нет, задеру штаны, да выпорю.
— Да ты хоть одного выпорол?
— Будет первым.
Забираясь под плиту, солнце выгоняло тень, обдавало полуденным зноем. Бригадир поднялся.
— Ладно, кончай балагурить, пора работать.
— Слышь, а студента-то, похоже, сморило! Толкнуть?
— Бог с ним, пускай покемарит, крепче вырастет.
Поплевав на окурки, встали, завернув объедки в газету с портретом вождя и статьёй о врагах народа в партийном руководстве.
Емельян Клёц. «Эпоха как вещь в себе» (1998)
