Уезжая в Ленинград, мы захватили с собой рукопись о принципах генетического строения вида, которую я написал вместе с Д. Д. Ромашовым, и решили показать ее Н. И. Вавилову. Он охотно принял нас и слушал не менее часа. Прошло всего три года, и сам Н. И. Вавилов напечатал замечательное исследование под названием "Линнеевский вид как система". Он признал значение принципа генетико-автоматических процессов и объяснил ненаправленную изменчивость в изученных им отдельных популяциях растений.
Большим событием для меня в 1932 году было приглашение А. А. Сапегиным в Одессу на Республиканскую методологическую конференцию по генетике с докладом "Об основных проблемах генетики". Этот доклад я сделал 31 мая в Одессе, а 10 июля повторил на генетическом коллоквиуме Института экспериментальной биологии в Москве. По существу своему доклады содержали методологически аргументированную программу, в которой определялись главные направления будущих работ нашего генетического отдела и идеологические основы нашей работы. Был сделан вывод, что генетика как наука в то время испытывала серьезный кризис. Задача состояла в том, чтобы преодолеть этот кризис через развитие фактического материала на основе принципов диалектического материализма. Движение по этим путям открывало гигантские перспективы ее будущих успехов.
Вскоре в моей большой теоретической статье, напечатанной в биологическом журнале, были подвергнуты жесткой критике все главные элементы метафизики и идеализма, которые цеплялись в то время за бурно развивающуюся, в основе своей материалистическую генетику. В ней написано:
"Мы видим, что проблема гена является одной из центральных проблем современной генетики. Она вовлечена в острый кризис, она в своих пределах, используя выражение Ленина, как и все современное естествознание, рождает диалектический материализм. Здесь, как и в кризисе физики, анализированном Лениным, эти роды происходят болезненно. Кроме живого и жизнеспособного существа они дают неизбежно мертвые продукты, кое-какие отбросы, подлежащие отправке в помещение для нечистот. Мы должны проявить максимальную бдительность в этой проблеме и должны суметь во всеоружии конкретной критики отправить в "помещение для нечистот" всю накипь идеализма и метафизики, которые расцветают на почве кризиса генетики и затащат науку в тупик, если мы не сумеем дать отпор".
В статье резкой критике подвергались ошибочные стороны во взглядах Лотси, Де Фриза, Бэтсона, Моргана, Серебровского, Филипченко и других. Было подчеркнуто важнейшее значение таких сдвигов в генетике, как искусственное получение мутаций, открытие дробимости гена, синтез генетики и дарвинизма и другие. Существенно и то, что в статье ставилась проблема о специфичности мутационного процесса. В ней говорилось, что специфическое значение среды для мутационного процесса представляет исключительный интерес. Если специфическое соотношение среды и мутационного процесса существует, то это первый шаг к действительному овладению мутационным процессом в смысле получения желательных наследственных изменений. Привлекая внимание к эволюционной генетике, вопреки многим ошибочным и при этом широко распространенным взглядам статья заявляла: "Мы рисуем картину творческого процесса эволюции... Перед современной генетикой, как одна из основных, поставлена грандиозная задача - вскрыть картину строения, динамики и эволюционной трансформации популяций, из комплекса которых в конечном итоге слагается реальный вид. Совместно с другими науками (экологией, систематикой) генетика должна вскрыть конкретные формы процесса органической эволюции на примерах живых, эволюционирующих видов. Эта же проблема представляет собою и практическую, утилитарную задачу, ибо возможности управления дикими популяциями и знание процессов, протекающих в популяциях домашних животных, очень важны. Социалистическое планирование, переделка лица целых географических районов (например, Волгострой и т. д.) ставят в этом отношении перед нами огромные задачи и создают огромные возможности для развития проблем эволюционной теории".
