Шесть лет, с 1949 по 1955 год, я прожил, постоянно встречаясь с природой. Память об этих встречах запечатлелась навсегда.
Душа моя была одержима наукой. Однако эта одержимость не мешала увлекаться теннисом, шахматами, стихами, театром, а летом - поездками по любимым рекам.
В 1933 году втроем - Милица Альфредовна Гептнер, Александр Александрович Малиновский и я - совершили путешествие на лодке по реке Белой. Ныне Милица Альфредовна носит фамилию Арсеньевой, доктор наук, ее специальность - радиационная генетика. Она переменила фамилию после того, как в 1936 году вышла замуж за Николая Александровича Арсеньева, замечательного врача скорой помощи в Москве, в Институте имени Склифософского. Н. А. Арсеньев производил большое впечатление и умом, светившимся в его глубоких темных глазах, и своей добротой, которая была видна каждому. Он стал военным врачом и погиб в первый же день войны, 22 июня 1941 года, в Бресте, на улице, среди своих санитарных машин, от фашистских бомб. В 1927-1929 годах М. А. Гептнер была аспиранткой А. С. Серебровского, и мы часто встречались с нею в зоотехническом институте на Смоленском бульваре. В 1935 году она работала доцентом на кафедре Института пушного звероводства в Балашихе, где я в то время заведовал этой кафедрой. А. А. Малиновский - специалист по теоретической генетике, в настоящее время доктор наук, профессор.
Мы поехали по реке Белой с целью изучить микропопуляции хомяков непосредственно на месте, в природной обстановке их жизни. Набрали капканов для ловли хомяков, снарядились походным имуществом в Уфе, сели на лодку и проехали по реке Белой вниз по течению, вплоть до ее впадения в реку Каму. Путешествие по этой раке, сверкающей песками и солнцем, зеленой, то задумчивой и медлительной, то быстрой и стремительной, с ее пустынными берегами, с чистыми водами, словно бы слитыми из капель росы, днем струящейся открыто в потоках света или в холодящей тени деревьев, ночами в бликах луны,- все это производило чарующее впечатление. Хомяков мы поймали мало, но я навсегда остался в плену удивительной красоты русской реки.
После этого путешествия, как очарованные странники, ежегодно с К. А. и А. И. Паниными мы отправлялись в речные плавания на лодках по Белой, Уфимке, Вятке, Каме и, особенно, по дорогой моему сердцу реке Урал, в тех местах, где она течет, то скрываясь в лесах поймы, то выходя в бескрайние степи, и ее воды, золотые на перекатах, черные в омутах, уже медлят в своем беге, томясь предчувствием слияния с зелеными волнами Каспия. Во всех этих плаваниях мы уже были опытными путешественниками и знали, что и как надо делать. В первом же путешествии по реке Белой мчались с потрясающей скоростью, ехали и днем и ночью, потому что на путь в 600 километров по воде нам было отпущено всего 14 дней. Днем река или лежала как зеркало, и хрустальные люстры горели на веслах в воздухе, или она черно серебрилась подветренной рябью. Ночью незрячая тьма окружала нашу лодку, шуршала вода у бортов и река клубилась туманами. Все на этой реке дышало тишиной. Эта тишина становилась еще глубже после свиста крыльев пролетевших уток. Гуси тянулись косяками. Словно дивное видение, проплывали в воздухе неторопливые лебеди. Тяжелые удары рыбы по ночам заставляли вздрагивать в лодке. Со мною было ружье и спиннинг. Страсть к ружейной стрельбе и к ужению рыбы снедала меня. Впервые я понял, какой страшной снастью является спиннинг, когда жаден клев и пятикилограммовые судаки или жерехи хватают блесну в то время, когда она еще блистает в воздухе, а они не дают ей коснуться воды.
М. А. Гептнер и А. А. Малиновский не любили охоты и рыбной ловли, хотя и с удовольствием ели мои трофеи, и еще одна деталь: они не сошлись характерами. М. А. Гептнер при всей своей молодости любила порядок, и ее день отличался немецкой аккуратностью. А. А. Малиновский всю жизнь был и до сих пор остался размашисто неурегулированным. Он много греб, работая за троих, и требовал в неурочное время сахар. Смешные трагикомические баталии потрясали наш маленький корабль.
