Как он себя чувствовал? Он чувствовал облегчение. Спокойствие. Он чувствовал себя так, словно с его плеч свалилось тяжелейшее бремя. Словно с его груди пропал давивший на нее груз. Он чувствовал, что стал свободнее. Ему стало легче. Он чувствовал себя прощенным. Он ощущал покой.
– Сейчас я испытываю желание выкрасить дверь своего дома в синий цвет.
* * *
Пытаясь занять в кресле удобное положение, Хейвен смотрела в большое окно, наблюдая за внешним миром. День клонился к своему окончанию, но, несмотря на это, по улице ходили одетые в костюмы детишки, которые останавливались у домов со своими ведерками для сладостей. Наблюдая за детьми, Хейвен ощутила поднимавшуюся в ней тоску. Дети казались совсем юными и беззаботными, они ничего не ведали об опасностях, скрывавшихся всего лишь в нескольких футах от них. Хейвен никогда не знала подобной беззаботности. Когда она была в их возрасте, ее монстр вовсе не был вымышленным – он был настоящим.
– Привет, twinkle toes.
Раздавшийся словно из ниоткуда голос застиг Хейвен врасплох. Обернувшись, она увидела Доминика, остановившегося в дверях комнаты. Улыбнувшись, он направился к ней, достав из кармана леденец на палочке в форме тыквы. Кармин заворчал, когда Доминик протянул его Хейвен. После встречи с Салом, на которую его вызвали несколько дней назад, Кармин не отходил от нее ни на шаг.
– Она суп с трудом ест, а ты решил дать ей леденец?
Доминик закатил глаза.
– Когда ты успел стать ее сиделкой? Она – самостоятельная девушка. Леденец ее не убьет.
– Не в этом суть, – ответил Кармин, поднимаясь на ноги. – Я принесу ей поесть что-нибудь посущественнее.
– Да, будьте так добры, Марта Стюарт, – пошутил Доминик. – И не забудь связать ей по дороге шарфик. И ботинки прихвати.
– Vaffanculo, – крикнул в ответ Кармин, покидая комнату.
Покачав головой, Доминик вновь развернулся к Хейвен.
– Парню не мешало бы расслабиться, а то его того гляди удар хватит.
– Он просто пытается помочь, – заступилась за него Хейвен. – Не подливай масла в огонь.
– Я понимаю, что он пытается помочь, но это не повод отказываться от сладостей во время Хэллоуина.
– Спасибо, – поблагодарила Хейвен, снимая с леденца обертку. – Я вспомнила о Хэллоуине только лишь тогда, когда увидела ребятишек, традиционно играющих в игру «Кошелек или жизнь».
Рассмеявшись, Доминик присел на подлокотник кресла.
– Эта забава называется «Неприятность или угощение».
– О, – удивилась Хейвен, смотря на детишек в костюмах. – Я не знала, поскольку никогда не принимала участия в подобном. У меня не было нормального детства.
– Нормальность – понятие относительное, – сказал Доминик. – К тому же, никогда не поздно поучаствовать в этом. Возможно, и мы как-нибудь этим займемся.
Хейвен улыбнулась, зная, что Доминик на самом деле поучаствовал бы в подобном.
– Я бы с удовольствием.
– Я очень рад тебя видеть. Я бы приехал раньше, но Тесс заставила меня пообещать, что сперва я предоставлю тебе некоторое время на выздоровление.
– Я тоже рада тебя видеть. Приятно вновь видеть лица друзей.
Доминик кивнул.
– Как у тебя дела? Должно быть, нелегко терять целый месяц жизни.
– Я жива, – ответила Хейвен. – Не всем так повезло.
– Николас… – едва слышно произнес Доминик. – Мне очень жаль. Он не заслужил подобного. Он был хорошим другом, всегда готов был поделиться какой-нибудь шуткой.
– Да, – на глаза Хейвен навернулись слезы, чувство вины не покидало ее. – Это так глупо, но я никак не могу перестать думать об его последней шутке. Он рассказывал мне ее, когда в него выстрелили, но он не успел рассказать ее до конца.
– Что это была за шутка?
– Что бывает одновременно черным, белым и красным?
Доминик рассмеялся.
– Это так похоже на Николаса. Пожалуй, это была его любимая шутка. Всякий раз, рассказывая эту шутку, он придумывал дурацкие ответы – вроде загорелого пингвина и зебры с ветрянкой. Но правильный ответ – газета. Она одновременно черная, белая и все, что в ней напечатано, можно прочесть.
– О, – обдумав ответ Доминика, Хейвен слегка рассмеялась. – Мне нравится эта шутка. Ловко придумано.
– Так и есть. И в том, что думаешь об этом, нет ничего глупого. Он счел бы за честь то, что люди запомнили его шутки, а, вместе с ними, и его самого, – сказал Доминик, поглаживая ее по голове. – Я рад, что ты встаешь и пытаешься двигаться. Все переживают за тебя, но я никогда не сомневался в том, что все будет в порядке.
